Американская королева (ЛП)

— Вылижи меня начисто. — И я так и делаю. Тщательно. Настолько, что он снова твердеет. Эш отталкивает меня и строго говорит: — Хватит! — Но его глаза сверкают от удовольствия. — Ты очень хороша.

Несмотря на першение в горле и слезы на щеках, от его слов мне хочется мурлыкнуть и потянуться как котенок. Не думаю, что когда-либо чувствовала себя так приближенной к другому человеку, восхитительной и, да, несмотря на оттраханное лицо, почитаемой. Я никогда еще не была так счастлива и довольна, не считая тех моментов с Эмбри несколько лет назад. Я касаюсь лицом твердого колена как кошка, и Эш подыгрывает мне, гладит волосы и хвалит за доставленное удовольствие.

Через несколько минут Эш выпрямляется и заправляет член в штаны.

— Оставайся так, на коленях, и держи руки за спиной.

Я занимаю нужную позу, наблюдая за тем, как он встает и направляется в свою спальню, наша ночь продолжается. Мое влагалище радуется, потому что я невероятно возбуждена, но Эш возвращается, и в руках у него нет сексуальных игрушек или презервативов. Лишь мягкое полотенце и расческа.

Он садится в кресло и наклоняет мой подбородок, вытирает мое лицо, медленно и осторожно, стирая следы черной туши и охлаждая покрасневшую кожу. Затем приказывает повернуться, оставаясь на коленях, и принимается вытаскивать шпильки из моего распустившегося пучка, одну за другой.

— Твои волосы, — тихо говорит он. Шпильки звенят, дзынь-дзынь-дзынь, словно Эш держал их в кулаке, а потом бросил на стол, и они осыпались дождем. — Я без конца думаю о том, что можно с ними сделать. Они были первым, что я заметил на тебе тем вечером. Ты сидела на коленях среди сверкающего стекла, а твои волосы напоминали солнечный свет. Белое золото. Полагаю, я никогда не пойму, что пленило меня сначала, — твои волосы или ты на коленях. Я также никогда не пойму, почему не смог забыть тебя — из-за того, что ты заметила мою бессонницу или из-за того, что истекала кровью за любимого человека.

Его слова проникают в меня, заклиная огнем и жаром.

— Но это волосы. Раньше я постоянно думал о том, каково будет видеть их обернутыми вокруг моего кулака, когда я буду трахать тебя сзади. Каково чувствовать тебя вокруг моего члена, мягкую и податливую. Были моменты, когда я думал лишь о запахе твоих волос и о том, как они будут ощущаться на моих губах… — Я ощущаю его губы на моих волосах, и поцелуй в макушку.

Мы только что были так близки — его пальцы были в моем влагалище, его член у меня во рту, но поцелуй в макушку действует на тело, как гулкий звон церковного колокола. Это мягкость и желание в одном движении и, после того, что мы сделали, такое влечение кажется более драгоценным, нежели излишества перед ним. На мои глаза наворачиваются слезы, но на этот раз не из-за физической боли.

Эш берет расческу и начинает водить ей по моим волосам ровными успокаивающими движениями. У меня оказалось несколько узлов, но Эш осторожно справляется с ними так, что я почти ничего не чувствую.

— Но больше всего я думал о том, — продолжает он, — как буду расчесывать твои волосы. Наблюдая, как они сверкают на свету, слушая, как по ним движется расческа. В Карпатах были ночи, когда мы патрулировали горы, замерзая в холодные часы; было слишком опасно разводить костер, и, чтобы скоротать время, я думал о том, что расчесываю твои волосы. Иногда представлял тебя в возрасте, когда тебе семнадцать-восемнадцать, а иногда ты была старше. Беременная, у моих ног, с кольцом на пальце.

Картинка на секунду заставляет меня замереть. В самые одинокие часы я представляла себе что-то похожее на его маленькую фантазию, и, услышав признание, я снова чувствую в теле звон церковного колокола.

Щетка замирает у меня в волосах.

— Тебе от этого некомфортно? — спрашивает Эш. — Я знаю, что иногда говорю абсурдные вещи. И не хочу, чтобы из-за моего статуса президента ты чувствовала принуждение или угрозу.

— Я вовсе не чувствую этого, — бормочу я, и расческа вновь начинает скользить по волосам.

Расческу сменяет рука, снова и снова проходя между локонами, сглаживая, разделяя пальцами, двигаясь, словно по воде. Невозможно описать эти прикосновения, когда ни мужчина, ни женщина, раньше так ко мне не прикасались. Когда я была ребенком, меня трогала любовь родителей, дедушки и бабушки; когда была подростком, мы играли и щекотали друг друга с моей двоюродной сестрой, которая была для меня лучшим другом. Но меня никогда не трогали, как взрослую женщину таким образом — с почтением и заботой. Запах секса все еще витает в воздухе. Это волнует и одновременно нервирует. Что будет, если все закончится? У меня не занижена самооценка, но разве я могу быть достойна любви такого человека, как Эш? Что произойдет, если он поймет это?

— Я знаю, что, возможно, недостоин такой привилегии, — говорит Эш после нескольких долгих минут поглаживания. — И возможно все изменится, но я буду рад, если ты проведешь ночь со мной. Если ты будешь спать, и я имею в виду только спать, в моей постели, со мной.

— Что именно изменится?