- Добрым? Ну нет. Я хочу выбить из вас всякую чепуху и заставить вас мыслить здраво. Впрочем, я, кажется, начинаю вас понимать. Вы играли вторую скрипку при своей красавице матери, а теперь кузина, и в вас, по-видимому, уже ничего не осталось от нормальной хорошенькой девицы. Вам никогда не приходило в голову, что вы можете нравиться мужчинам? А Вильям? Ваш жених?
Соррел решила, что пора заканчивать далеко зашедший разговор.
- Я больше не хочу это обсуждать.
- Почему же? Мы еще не договорили. Но теперь я начинаю понимать,задумчиво произнес маркиз. - А то все удивлялся, как это вы ослабили оборону.
Соррел испугалась, что он все о ней понял, и, горделиво запрокинув голову, с вызовом произнесла:
- Ну, говорите же! Вы так же, как все, думаете, что Вильям сделал мне предложение, потому что был очарован моей мамой.
- Ох, дорогая,- ответил маркиз.- Если это так, то он был дураком, причем, совершенно недостойным вас.
- Вы думаете, мне нужна ваша жалость!
- Жалость?- Он едва удержался от смеха. - Вы ведь умная девушка, моя дорогая Соррел, почему же вы такая слепая? Кажется, мне придется еще тяжелее, чем я предполагал. Урок мне. Нечего от скуки лезть куда ни попадя, да еще жалеть себя, когда дают от ворот поворот. И все же не могу оставить вас в неведении. Ваша кузина очень красивая, и, не сомневаюсь, ваша мама тоже очень красивая. Не сомневаюсь также, что большинство знакомых вам мужчин- дураки. Но все же наверняка были... есть... такие, которые могут оценить вас по достоинству.
- Они меня ценят. Как сестру милосердия, как старшую сестру, как наперсницу. Разумная Соррел, которая всех может понять и которая никогда не лезет вперед.
Она сама не знала, зачем говорит это. В первый раз в своей жизни.
Маркиз вновь крепко сжал ей руки.
- Ну нет, я не позволю вам думать такое о себе.
Прежде чем Соррел успела что-то сказать, он наклонил голову и прижался губами к ее ладони.
Соррел вскрикнула и попыталась отнять руку. Тогда он заглянул ей в глаза, и они долги смотрели друг на друга, и Соррел не сумела спрятать от него ни своего страха, ни тех чувств, в которых вовсе не желала признаваться.
Сердце у нее билось, как никогда в жизни, и она не могла найти слов... Ей надо было бы бежать, пока не слишком поздно, но она уже поняла, что опоздала и теперь может делать что угодно, все равно ничего не изменить.
Потом он поцеловал ее в губы, и она ощутила на своих губах прикосновение его красивых губ, не давших ей ни малейшей возможности ускользнуть. Его поцелуй не был ни нежным, ни почтительным, в отличие от редких поцелуев Вильяма, он был властным, и хотя Соррел попыталась было высвободиться, у нее ничего не получилось. Маркиз положил руку ей на затылок и завладел ее губами, словно это была его собственность, забыв обо всех ее притязаниях на свободу и независимость.
Еще пытаясь сопротивляться, Соррел уже со стыдом понимала, что ее воля слабеет, а когда она оставила все попытки высвободиться, его губы стали мягкими и нежными, словно он только этого и ждал.
Соррел не сразу догадалась. Не сразу до нее дошло, что он пользуется ее слабостью, чтобы победить ее, но это уже не имело никакого значения. Она закрыла глаза и отдалась ему с удивившей его готовностью. Даже если он удивился, то вида не показал, лишь покрепче прижал ее к себе. Его губы требовали от нее ответа и были такими сладкими... В его объятиях Соррел чувствовала себя до смешного хрупкой, беспомощной и... да-да, красивой, о чем никогда прежде и не помышляла.
Соррел приоткрыла губы и, сама не помня как, принялась целовать его с испугавшей ее самое жадностью. Ее руки тоже действовали независимо от ее воли, потому что она не помнила, когда обняла его за шею, чтобы еще крепче прижаться к нему. Она даже и не думала никогда, что такое блаженство возможно.
Он ответил ей. Для Соррел все было новым, но самым замечательным было то, что он целовал ее, а не ее мать и не ее кузину. И целовал ее так, как будто вовсе не собирался отпускать ее и всю свою прежнюю жизнь только и ждал этой минуты.
Глава пятнадцатая.
Шли секунды, и Соррел, очнувшись от первого изумления, не могла устоять под натиском обрушившихся на нее обычных сомнений. Он жалеет ее, и только. Как она могла даже подумать о соперничестве с прекрасной кузиной?
И тотчас, словно появилась злая колдунья, Соррел перестала ощущать себя желанной красавицей и вновь стала самой собой со всеми своими нелепостями. Неужели это она целуется на виду всего дома, и не с кем-нибудь, а с самым красивым мужчиной на свете, да еще титулованным. Нет, самое главное не это. Самое главное- то, что он почти помолвлен с прелестной кузиной Ливией.
Маркиз почувствовал происшедшую в ней перемену и оторвался от ее губ, он отпустил ее не сразу. В его глазах еще полыхало жаркое пламя, а Соррел уже боялась, что слишком выдала себя, выставила на обозрение свои чувства и свою слабость.
Они смотрели друг на друга, и он прищурился, потому что она не смогла скрыть ужас и недоверие. Соррел почти вырвалась из его рук.