Американская повесть. Книга 1

Предпринимая время от времени поучительные прогулки по лесам в обществе миссис Тодд и выполняя в ее отсутствие обязанности ее делового компаньона, я и не заметила, как пробежал июнь, пока наконец однажды вечером, с гордостью положив перед нею два доллара и двадцать семь центов, вырученных за день, я не вспомнила, что, собственно говоря, должна была за это время закончить некий литературный труд, срок которому теперь уже давно истек. Но разом нарушить столь приятный образ жизни, когда тебя вечером ласково похлопывали по плечу и называли «милочкой», и спешили порадовать каким-нибудь маленьким сюрпризом, вроде ранних грибов на ужин, и справедливо восхищались твоими коммерческими успехами — два доллара и двадцать семь центов за один день! — для того, повторяю, чтобы отвергнуть все это ради такого ненадежного дела, как литературные занятия, требовалась немалая решимость. Только когда голос совести зазвучал в моих ушах громче, чем шум прибоя на камнях ближнего пляжа, решилась я уведомить миссис Тодд о том, что вынуждена буду отказаться от удовольствия «встречать людей», как мы с ней это называли. При этом известии ее лицо выразило еще большую ласковость и, как я и ожидала, глубокое разочарование. Я даже почувствовала себя преступницей перед окрестными жителями за то, что ограничиваю свободу миссис Тодд в такую важную пору и мешаю ей запастись травами, на которые они рассчитывали для излечения зимних хворей.

— Ну что же, милочка, — огорченно сказала миссис Тодд, — вы и то уж очень мне помогли. Никогда я столько не выручала, как в нынешнее лето, никогда ведь не было у меня помощника, на кого можно было так положиться. Вам, правда, опыта немножко не хватает, но со временем попривыкли бы, не хуже меня научились бы разбираться. Вы очень способная, это я кому хочешь скажу.

Перемена в наших деловых отношениях не вызвала у нас с миссис Тодд ни разлада, ни охлаждения; наоборот, между нами как будто установилась еще большая близость. Поздно вечером, когда на землю ложилась роса и луна уже стояла высоко в небе, какая-то травка — я до сих пор не знаю ее названия — начинала источать пронзительный аромат. В эту пору миссис Тодд обычно чувствовала потребность поговорить, а я всегда была готова слушать. Мы обе подпадали под обаяние этого часа, и миссис Тодд, либо стоя в саду у моего раскрытого окна, либо зайдя под каким-нибудь предлогом ко мне в гостиную, принималась подробно рассказывать все нехитрые местные новости; а однажды, туманным летним вечером, она раскрыла передо мною тайны своего сердца. Таким образом я узнала, что некогда она любила человека, который был гораздо выше ее по положению.

— Да, милочка, — сказала миссис Тодд, — тот, про кого я говорю, обо мне и думать забыл. Когда мы оба были молоды, его мать не хотела этого брака и все сделала, чтобы нас разлучить. Ну, я вышла за другого, он на другой женился, и все считали, что мы нашли свое счастье, а все-таки это было не то, чего нам по-настоящему хотелось. Потом мы оба овдовели, оба теперь бобыли, а могли бы все эти годы жить вместе. Он ведь не простой моряк, да и побогаче многих, он из хорошей был семьи, а мне, видно, на роду написано жить в бедности и трудиться не покладая рук. Я его уже много лет не видела, он теперь, я думаю, и не помнит про свою первую любовь. Но сердце женщины устроено иначе: думаешь, что похоронил прежнее чувство, а оно нет-нет да и вернется, вроде как весна с каждым оборотом года. И я всегда находила способ что-нибудь узнать о нем.

Она стояла на самой середине круглого плетеного коврика, и мне чудилось в тусклом свете, что черные и серые спирали завиваются вокруг ее ног. Рослая и массивная, она казалась под низким потолком нашей комнатки еще больше и величественнее, словно могучая сивилла; а из сада долетал к нам странный аромат таинственной травки.

ГЛАВА 3 Школьный дом