Американская повесть. Книга 1

— С удовольствием вам расскажу, — ответил капитан Литлпейдж, забывая на миг свои огорчения. — Жаль, нету карты, а то я мог бы лучше объяснить. Нас мотало по морю то туда, то сюда, и все дальше относило на север по направлению к тем местам, которые мы, моряки, обычно называли Открытия Парри.[96] Под конец мы совсем сбились с пути и уже не могли сказать, где находимся. Вдобавок был густой туман. Тут-то и погибла моя «Минерва». Она наскочила на камни, а нам удалось добраться до берега, то есть тем из нас, кто еще оставался в живых. Когда она ударилась в первый раз, волненье было не очень сильное, поменьше, чем до тех пор, и матросы, вопреки моему приказанию, поспешили спустить баркас; набились в него чуть не все, и больше мы их не видели. Нашу шлюпку тоже перевернуло, но судовой плотник сумел удержаться на воде и мне помог, и под конец нас всех выбросило на необитаемый остров, то есть это я тогда думал, что он необитаем. Я совсем обессилел — слаб был после болезни, — лег и приготовился умирать. Но тот же плотник на другой день приметил в песке следы человека и собаки, пошел по следу вдоль берега и набрел на жилье. Это оказалась миссионерская станция — одна из тех, что содержат Моравские братья.[97] Они на станции сами очень бедствовали, да и делать миссионерам в этих местах, по правде сказать, было нечего — всего-то населения на острове было какая-нибудь горсточка эскимосов. Там мы и остались на время, и там я узнал о некоторых удивительных событиях.

Капитан поднял голову и испытующе посмотрел на меня. Я отметила невольно, что глаза у него уже не такие тусклые, как раньше, а темные и блестящие; в них светилось живое внимание, взгляд стал пронзительным и острым.

— В миссии нам сказали, что скоро должен прибыть пароход, который завозил им провизию, и пастор — добрейший человек, истинный христианин — не сомневался, что нам помогут вернуться на родину. Сам он ждал с этим пароходом приказа о закрытии миссии. Но все это было еще очень неопределенно, а пока что надо было как-то устраиваться. Мы с плотником рыбачили и вообще старались им помогать; у нас ведь не было других способов отблагодарить их за то, что они нас приютили. Сначала я жил у пастора, пока не поправился; но в доме было тесно, я чувствовал, что всем мешаю, и под первым благовидным предлогом перебрался к другому тамошнему обитателю, у которого была теплая хижина и достаточно места для двоих. Это был шотландец, старый моряк. Его очень уважали на станции; он в свое время оказал большую поддержку пастору, когда вышли какие-то неприятности с местным населением. Он попал сюда с одной из тех английских экспедиций, что пытались открыть Северный полюс, но и полюса не открыли, и назад не вернулись. Хижина, которую он себе построил, с виду была вроде собачьей конуры, но в ней было тепло, а это ведь главное; он натаскал туда кучу птичьих перьев и сделал себе мягкое ложе, а другое для меня. Так вот мы и жили на этом острове и дожидались парохода. Тоска была смертная; пароход все не шел, мы уж стали думать, что он потонул, и мою бедную «Минерву» совсем разбило о камни и раскидало обломки по всему берегу. Каждый день мы выходили на мыс и все смотрели, не покажется ли в море дымок; мы очень хорошо понимали — и я, и моя команда, — что людям на станции самим приходится туго и они делятся с нами последним. В Священном писании сказано: «Не единым хлебом жив будет человек», — ну и напрасно; надо бы написать «не единой рыбой»: посидели б на одной рыбке, как мы, так поняли бы, что хлеб — это царская пища. Старый Гаффет — это у которого я жил — первое время все молчал, как немой; мне даже чудно было, что это за человек, да и он, наверно, на меня дивился; потом, когда мы ближе познакомились, я узнал, что он еще больше перенес всяких бедствий, чем я, и так подорвал свое здоровье, что уже не надеялся долго прожить. Он находил некоторое облегчение в беседах с понимающим человеком; поэтому, когда шел дождь или дул такой ветер, что нельзя было высунуть нос наружу, мы с ним по целым дням сидели и разговаривали. Я тоже чувствовал себя неважно; когда нас выбросило на берег после крушения, я обо что-то ударился головой, и с тех пор меня временами мучили боли в затылке, да и вообще сила уж была не та; она и после ко мне не совсем вернулась.

Капитан Литлпейдж умолк и погрузился в раздумье.