Американская повесть. Книга 1

— Вот когда пригодилась моя начитанность, — снова заговорил он через минуту. — Там-то читать было нечего; пастор с трудом объяснялся по-английски, и книги у него все были иностранные; ну, так я читал наизусть все, что мог припомнить. Старинные наши поэты, наверно, и не догадывались, сколько утешения они могут принести человеку. Я хорошо знал Мильтона, но там, на острове, мне стало казаться, что король поэзии — это Шекспир; где он морского дела касается, там у него всегда очень точно сказано, а некоторые его стихи удивительно как успокаивают душу. Я их читал, и перечитывал, и повторял без конца, пока слезы не начинали литься из глаз; ведь на этом острове ничего не было красивого, только звезды на небе да вот эти стихи.

Гаффет все о чем-то думал и разговаривал сам с собой; он боялся, что так никогда и не выберется оттуда, и это его угнетало. Все-таки, он надеялся, что, когда я вернусь домой, мне удастся заинтересовать ученых в его открытии, но, видно, все они очень уж заняты собственными открытиями — я им писал кое-кому, но ни один даже не потрудился ответить. Кажется, я вам уже говорил, что этот бедняга Гаффет участвовал в полярной экспедиции. Теперь добавлю, что они потерпели крушение на обратном пути у берегов Гренландии, спаслись только Гаффет и еще два офицера, но те двое тоже не вернулись домой. Гаффет слыхал, что бриг, на котором они отплыли в Англию, столкнулся ночью с пароходом и затонул со всеми людьми. Стало быть, о том, что они видали во время своего путешествия, теперь, кроме Гаффета, не знала ни одна живая душа, и Гаффет все это рассказал мне. А видели они вот что: там, на севере, за полярными льдами, есть неведомая страна, и в ней живут необыкновенные люди. Гаффет считал, что это промежуточное звено между тем светом и этим.

— Что вы говорите, капитан Литлпейдж! — воскликнула я, глядя на него с изумлением: заканчивая свою речь, он словно преобразился — нагнулся вперед, понизил голос до шепота, а перед тем как произнести последние слова, боязливо оглянулся через плечо. Но спустя минуту он как бы опомнился.

— Когда Гаффет рассказывал про все их приключения, так, бывало, слушаешь и даже жуть берет, — продолжал капитан с прежней неторопливостью. — Сперва они все кружили по льдам на санях и собаках; представляете себе — мороз, снег, ветер! Потом стали замечать, что лед подтаивает. Дело в том, что их корабль застрял во льдах и дрейфовал вместе со льдиной к северу — далеко их загнало, за Лисий пролив, и еще дальше. Тут лед двинулся, и корабль раздавило. Ну, они все тогда сошли в шлюпки, и тем же теплым течением их вынесло за кромку льда в открытое море; короче говоря, они все время шли на север, примерно так, как и было намечено. А затем вдруг открылась земля, совсем неизвестная, не обозначенная ни на одной карте. Подойдя ближе, они увидели, что это сплошная скала; и долго не могли пристать даже в шлюпке, пока не набрели на широкий залив и не прошли под парусами на другую его сторону, где берег был более отлогий. Запасы у них почти кончились, пресная вода тоже, но в отдалении на берегу ясно был виден большой город. «Помилуйте, Гаффет! — сказал я, когда в первый раз услышал от него эту историю. — Какой там может быть город — на два градуса севернее, чем когда-либо заходили суда?» Он, видите ли, нашел на корабле какую-то старую карту, подшил вверху к ней кусок и все время отмечал курс. В ответ на мои сомнения он клялся, что все именно так и было, и после еще много раз повторял, вдалбливал мне в голову, чтобы я хорошенько запомнил и мог передать тем, кого это заинтересует. По его словам, в тех дальних широтах нет уже ни льда, ни снега; они, во всяком случае, не видели ни разу, пока их лодку двое или трое суток гнало теплым течением; а вот откуда оно взялось, это течение, он не мог сказать; как будто прямо из-под той льдины, в которую вмерз их корабль и которую они всю исходили вдоль и поперек за предыдущие недели дрейфа.

— Ну а город-то? — спросила я. — Добрались они до города?