Американская ржавчина

Даже если она соврала, наплевать. Ему нужно было это услышать. Разумеется, ему стало легче, и ей, кажется, тоже, и через минуту они опять обнимались. Она сглотнула, он слышал, как бьется ее сердце, и подумал, что можно двигаться дальше. Она позволила себя поцеловать. Не противилась, когда он притянул ее ближе, и они сидели, голова к голове, и он ощущал ее аромат, некоторые девчонки пахнут душистым мылом или духами, но ее запах он узнал бы среди всех прочих. По утрам он просто наслаждался бы ее запахом, нюхал грудь, то местечко на шее, где начинаются волосы. Они долго сидели так, вдыхая ароматы друг друга, а потом он начал поглаживать ее спину и ноги.

– Это нечестно, – пробормотала она.

– Я люблю тебя.

Она вздохнула и зарылась в него.

– Ты не должна отвечать. Это ничего не меняет.

– Я тоже люблю тебя.

И вот она уже кладет ладонь на его голый живот. Его рука скользит под юбку, и Ли торопит его, он расстегивает и снимает джинсы, тянется к ней. Она хочет. Она сверху, он отодвигает ее трусики, и вот уже внутри, очень быстро. Она чуть приподнимается, не хочет спешить. Оба замирают. Она вцепилась в его рубашку, потом стремительно перекатилась на бок и освободилась от белья.

Они начали вновь, а уже через пару минут он увидел, как взгляд ее застыл, и прижал ее губы к своей шее, чтобы подавить крик. Постепенно напряжение спало, и они продолжали, уже медленнее.

– Хочешь сверху, – прошептала она.

– Кажется, я все.

– Я тоже.

Они немножко полежали не шевелясь, а потом разделись окончательно, просто чтобы касаться друг друга, она легла спиной к нему, он обнял ее. У нее на спине была родинка, на лопатке, он наклонился и поцеловал. Тот, другой, так не делал, точно. Она не значила для него так много, ни для кого на свете она так много не значила. Но это неважно. И все не так, как раньше, но и это не имеет значения, он запишет это, новый жизненный урок. Да угомонись уже, мать твою, разозлился он.

Потом он подумал, что она делает это из жалости. Только в память о прошлом, но на самом деле она для тебя потеряна навсегда. Поу похолодел. Он мучительно анализировал случившееся, но потом решил, что все же нет, не из жалости, совсем по-другому, и успокоился. Но надо уходить, через какой-нибудь час он начнет злиться или тревожиться, не надо, чтоб она видела его таким. Он выскользнул из-под одеяла, принялся собирать свою одежду.

Она озябла и открыла глаза:

– Ты куда?

– Не знаю. Домой, наверное.

– Я тебя отвезу. – Она встала, голая. Такая маленькая. – Господи, как я надралась, – хихикнула она. – Неудивительно, что начала к тебе приставать.

Умозаключение это его несколько задело, но он все равно улыбнулся в ответ, голова встала на место, все как надо, двое старых друзей, приятная случайность, еще немного – и она возьмет его под покровительство, а потом бросит. Поу был рад, что это случилось, прекрасное напоминание о том, как все могло быть. Должно же оно что-то означать, это же больше, чем просто тело. Жизнь долгая, у него еще будут всякие чувства, только не с ней. Поу не понимал, почему так спокоен и уверен, и надеялся, что эта уверенность сохранится надолго, знал, что так и надо завершить историю с Ли. Закончилась одна из книг его жизни. Неохота про это думать.

– Я рад, что повидался с тобой еще раз, – сказал он. Откашлялся, заставил себя наклониться и нежно поцеловать ее в лоб. Она потянула его обратно на диван:

– Не останешься? Можно до самого утра.

– Мне надо домой.

– Я серьезно.

– Я знаю.

Уходя, он обернулся махнуть на прощанье и заметил какое-то движение в окне комнаты Айзека. И пошел дальше, вскоре скрывшись во тьме среди деревьев.

8. Ли

Она лежала на диване, разглядывая дом, в котором выросла, но последние пять лет старалась вычеркнуть из памяти; потолок в пятнах, клочки обоев поверх растрескавшейся штукатурки, и повсюду разбросаны книги Айзека. С тех пор как она уехала, книги заполонили дом. Старые учебники, которые он находил на барахолках, на полках стопки “Нэшнл Джиографик”, “Нэйчер”, “Попьюлар Сайенс”, журналы и книги на крышке маминого пианино, да вообще по всей гостиной – хаотической массой. Комната просторная, но инвалидное кресло отца проезжает с трудом. Генри явно решил не мешать сыну. А может, ему просто все равно. Человек, случайно заглянувший в окно, определенно подумал бы, что в доме живет сумасшедшая старуха с парой десятков котов.