Американские боги

– Ищет, ищет. Хочет пригласить на подледную рыбалку. И еще Чэд Маллиган справлялся, не видела ли я вас, и все такое. К нему кузина приехала, из другого штата. Она ему троюродная, короче говоря, из тех, с кем уже можно целоваться. Такая милая. Она вам тоже понравится, – и Мейбл уронила пирожок в пакет из коричневой бумаги и завернула пакет сверху, чтобы пирожок не остыл.

Домой Тень ехал не торопясь, в одной руке он держал пирожок, а крошки сыпались на джинсы и на пол машины. Тень проехал мимо библиотеки на южном берегу озера. Снег и лед сделали город черно-белым. Весна казалась невообразимо далекой: драндулет будет вечно стоять на этом льду, среди палаток, поставленных рыбаками, пикапов и следов от снегоходов.

Он доехал до дома, припарковался, прошел по дорожке и поднялся по деревянным ступенькам крыльца к своей двери. Щеглы и поползни, скакавшие по кормушке, не сочли его появление заслуживающим внимания. Он вошел в дом. Полил цветок, поразмышлял над тем, ставить ли вино в холодильник.

Времени до шести нужно было убить еще чертову уйму.

Хоть бы телевизор можно было посмотреть спокойно, как раньше, подумал Тень. Ему хотелось отвлечься, а думать не хотелось совсем – просто сидеть и сидеть, и чтобы свет и звуки прокатывались над головой, не оставляя следа. Хочешь увидеть сиськи Люси? – шепнул откуда-то из глубин памяти голос, похожий на голос Люси, и он покачал головой, хотя кому он, собственно, адресовал этот жест, было непонятно.

И тут до него дошло, что он просто нервничает. Можно сказать, первая человеческая встреча с первым нормальным человеком – не с зэком, не с охранником, не с богом, не с персонажем и не с мертвецом – с самого первого дня, когда его арестовали три года тому назад. И нужно будет поддерживать разговор, и не выходить из образа Майка Айнселя.

Он глянул на часы. Половина третьего. Маргарет Ольсен сказала, чтобы он приходил в шесть. То есть – в шесть ровно? Может быть, имеет смысл прийти немного раньше? Или чуть позже? По здравом размышлении он решил, что стоять у соседской двери он будет ровно в пять минут седьмого.

Зазвонил телефон.

– Да? – сказал он.

– Что за манера брать трубку, – проворчал голос Среды.

– Когда мне телефон подключат, тогда и отвечать буду вежливо, – сказал Тень. – Чем обязан?

– Ну, не знаю, – сказал Среда и помолчал немного и продолжил: – Знаешь, собирать богов в одну кучку – все равно что кошек пытаться выстроить в шеренгу. Они к этому от природы не приспособлены. – Голос у Среды звучал так глухо, и такая в нем была смертельная усталость, какой Тени еще ни разу не доводилось слышать.

– Что случилось?

– Трудно мне. Охеренной трудности оказалась затея. Вообще не знаю, получится или нет. С тем же успехом мы могли вскрыть себе глотки. Просто взять и перерезать глотки, сами себе.

– Что ты несешь?

– Да, ты прав. Чушь несу.

– Хотя, если ты и впрямь решишься распороть себе глотку, – сказал Тень, пытаясь перевести все в шутку и хоть ненадолго вытащить Среду из сумеречного состояния души, – ты, должно быть, и боли-то не почувствуешь!

– Почувствую. Даже и нашему брату бывает больно. Если живешь и действуешь в реальном мире, реальный мир тоже на тебя действует. Боль дает о себе знать – так же, как жадность застит глаза или как кипит страсть. Может, нас не так легко убить, и смерть наша – это тебе, мать твою, не простая хорошая смерть, но умирать-то мы умираем. Если нас по-прежнему любят и помнят, на нашем месте тут же оказывается кто-нибудь, очень на нас похожий, и вся эта канитель начинается сызнова. А если про нас забывают, то все, крышка!

Тень не знал, что положено говорить в таких случаях. И поэтому спросил:

– Ты откуда звонишь?

– Не твое собачье дело!

– Ты что, пьян?

– Нет еще. Никак у меня Тор из головы не идет. Ты его даже не видел ни разу. Матерый такой мужик, вроде тебя. И редкой доброты был бог. С головой так себе, но если его попросить, последнюю, блядь, рубашку, и ту отдаст. И вот – покончил жизнь самоубийством. В 1932 году, в Филадельфии, сунул ствол себе в рот и нажал на курок. И это, спрашивается, подходящая смерть для бога?

– Мне очень жаль.

– Хрена лысого тебе жаль, сынок. Он точно такой же был, как ты. Здоровенный и тупой. – Среда осекся. И начал кашлять.

– Так что случилось-то? – во второй раз спросил Тень.

– Они на меня вышли.

– Кто на тебя вышел?

– Оппозиция.

– И?

– Хотят обсудить условия перемирия. Мирные переговоры. Живи, блядь, и давай жить другим.

– И что дальше?

– А дальше я поеду пить дерьмовый кофе с этими новыми ублюдками в Масонском зале в Канзас-сити.

– Понял. Ты за мной заедешь или мне куда-нибудь подскочить?

– Сиди где сидишь и не отсвечивай. Не лезь поперед батьки в пекло. Понял меня?

– Но ты же...

Щелчок, и на линии воцарилась глухая тишина. Даже ни единого гудка – хотя, с другой стороны, откуда там взяться гудкам.

И ничего, кроме необходимости как-то убить время. После разговора со Средой у Тени осталось смутное беспокойство. Он встал и решил было еще раз выйти на улицу прогуляться, но там уже начало темнеть, и он сел снова.