– А ты, – подхватил он, – Сэм-девочка. Может, позже об этом поговорим?
– Если дашь слово, что объяснишь мне, что здесь происходит.
– По рукам.
Леон уже дергал Тень за штанину.
– Покажешь сейчас? – спросил он, протягивая ему монету.
– Ладно, – сказал Тень. – Но только при одном условии. Ты должен помнить, что настоящий мастер своего дела никогда никому не рассказывает, как он делает то, что делает.
– Обещаю, – серьезным тоном сказал Леон.
Тень взял монету в левую руку и стал двигать правой рукой Леона, на практике показывая, как можно сделать вид, будто ты взял монету, которая на самом деле осталась лежать в другой ладони. А потом велел Леону потренироваться самому.
После нескольких попыток мальчик навык усвоил.
– Вот теперь полдела сделано, – сказал Тень. – А вторая половина такая: все внимание должно быть сосредоточено на том месте, где монета
Сэм наблюдала за всем этим, слегка склонив голову набок, и молчала.
– Ужин! – возгласила Маргарет, выйдя из кухни с блюдом, полным спагетти, от которого вовсю валил пар. – Леон, иди помой руки.
К спагетти прилагались хрустящие хлебцы с чесноком, густой красный соус и чудесные пряные тефтельки. Тень от души нахваливал Маргарет.
– Старый семейный рецепт, – сказала она в ответ, – достался от корсиканских предков.
– А мне казалось, вы тут все индейцы.
– Папаша у нас чероки, – встряла Сэм. – А у Мэг дед по материнской линии приехал с Корсики. – Из всей компании Сэм была единственным человеком, который всерьез налегал на вино. – Папаша бросил их, когда Мэг стукнуло десять лет, и переехал в другую часть города. А через шесть месяцев родилась я. Моя матушка и папаша поженились, когда он получил развод. А когда мне стукнуло десять, он и мою матушку бросил. Видимо, у него просто цикл такой, десятилетний, на большее его не хватает.
– Ну вот, с тех пор, как он удрал в Оклахому, как раз прошло почти десять лет, – сказала Маргарет.
– Ну, а
Она глотнула еще вина.
– Мама у Сэм – та еще штучка, – сказала Маргарет тоном, в котором осуждения не было ни на грош.
– А знаете, где она сейчас? – спросила Сэм. Тень покачал головой. – Она в Австралии. Познакомилась по интернету с одним типом, который живет в Хобарте. Но когда встретились вживую, ей показалось, что какойто он противный. А сама по себе Тасмания понравилась. Вот она теперь там и обитает, в какой-то женской коммуне, обучает их делать батик, и все такое. Правда круто? В ее-то возрасте!
Тень согласился, что круто воистину, и подложил себе еще тефтелек. А Сэм между тем рассказывала, как тасманийских аборигенов уничтожили британские колонизаторы, и как под конец они устроили настоящую облаву, выстроившись цепью вдоль всего острова, чтобы выловить всех до последнего человека, но поймали одного-единственного старика и вдобавок к нему – больного мальчика. А еще она рассказала ему про тилацинов – тасманийских тигров – про то, как их истребляли фермеры, потому что боялись за своих овец, а потом, в тридцатые годы, политики обратили наконец внимание на то, что тигров надо защищать, – ровно после того, как был убит последний. Она допила второй стакан вина и налила себе третий.
– Да, кстати, Майк, – вдруг сказала она. Щеки у нее уже вовсю горели. – А почему бы вам не рассказать про свое семейство? Айнсели – они вообще какие?
Она улыбалась, но улыбка была недобрая.
– Да так, довольно скучный народец, – сказал Тень. – Никто из нас даже до Тасмании не добрался. А ты, значит, в Мэдисоне учишься. И как оно там?
–
– А я когда вырасту, – встрял Леон, – стану волшебником. Уфф. Ты меня научишь, Майк Айнсель?
– Ну, конечно, – сказал Тень. – Если мама будет не против.
Сэм сказала:
– А после ужина, пока ты будешь укладывать Леона спать, Мэгс, Майк сводит меня на часок в «Приют оленя», хорошо?
Маргарет даже плечами не пожала, лишь слегка приподняла бровь.
– Мне кажется, мужик он что надо, – сказала Сэм. – И нам много о чем нужно с ним поговорить.
Маргарет перевела взгляд на Тень, который как раз усердно вытирал с подбородка бумажной салфеткой воображаемую каплю кетчупа.
– Ну, вы народ взрослый, – сказала она тоном, который предполагал, что никакие они на самом деле не взрослые, а даже если и взрослые, то лучше бы таковыми не были.