Американские дикари (ЛП)

— Твое исчезновение было моей виной, то, что ты держишься отстраненно, целиком на твоей совести. Я не хочу дистанцироваться, пока не почувствую себя комфортно, что мы оба больше не совершим ту же ошибку.

— Ты винишь в моем исчезновении себя? — медленно спросила она меня.

Я действительно не хотел говорить об этом.

— 433к, наша компания в Колорадо, принесет по меньшей мере 400 миллионов в этом году. Люди по 3 часа в очереди стояли. Я предлагаю лоббировать легализации марихуаны в большем количестве штатов. Но сейчас я хочу открыть по крайней мере четыре магазина 433K в каждом часовом поясе, торгующих медицинской марихуаной, чтобы, когда она будет легализована, у нас уже был плацдарм в этом районе. — Если мы правильно разыграем наши карты, мы сможем контролировать как легальный, так и нелегальный рынки. Это также помогло бы с рекламой.

— Мы не можем, — сказала она.

Что за хуйня?

— Почему, черт возьми, нет?

Она положила руки на уши Итана, когда он широко зевнул, и его голова качнулась взад-вперед, когда он начал засыпать. Было только 9:00 вечера, но я предполагаю, что ему давно пора спать.

— Публика будет обращать на нас пристальное внимание в течение следующих нескольких недель. Кроме того, в тот момент, когда мы начнем продвигаться на эту территорию, за нами последуют многие другие. Поэтому я говорю «да» твоему плану, но делай это незаметно. — Она подняла Итана, и он прижался к Мелоди, положив голову ей на плечо, когда его глаза начали закрываться.

Складывая пазл, с которым он играл, я ожидал, что она отнесет его обратно в детскую, но вместо этого она положила его на живот в центре нашей кровати. Когда она положила руку ему на спину, лёжа рядом с ним, я понял, что на ее руке не было обручального кольца. Как долго она его не носит? Должно быть, с тех пор, как она вернулась, я не мог вспомнить, чтобы видел ее с ним.

— Что случилось с твоим кольцом? — Прошептал я с края кровати, наблюдая за ними.

Она не посмотрела на меня, вместо этого она уставилась на Итана, когда ответила.

— Моя мать забрала его. Я не знаю, что произошло после этого.

Мать?

С каких это пор она начала называть эту психованную сучку матерью? Сунув руку в карман, я достал свой телефон и отправил быстрое сообщение Коралине. Я знал, какое кольцо хотел бы ей подарить.

Возможно, у них такого нет, — ответила Коралина.

— Предложи двойную… тройную цену, мне все равно. Деньги решают все, Коралина.

Положив телефон на прикроватный столик, я забрался на кровать, с другой стороны от Итана. Он вздохнул, как и я, и его кулак задвигался, пытаясь попасть в рот.

Боже, как хорошо было снова лечь в нашу постель.

— Почему ты считаешь, что мое исчезновение было твоей виной? — спросила она, когда ее глаза встретились с моими поверх головы Итана.

— Мелоди…

— Остановись, — прошептала она. И поскольку у нее был какой-то болезненный сверхъестественный контроль надо мной, я остановился. Я не мог смотреть ей в глаза, поэтому вместо этого решил уставиться на Итана.

— Я ненавижу, когда ты называешь меня Мелоди, — тихо сказала она. — Это больно. Мне больно, когда ты отстраняешься от меня. Все, что ты сказал раньше, причинило мне боль. Я ненавижу тебя за то, что ты это говоришь, и я ненавижу себя за то, что мне не все равно. Больше всего на свете я ненавижу то, что я… что мне так трудно сказать, как сильно я тебя люблю.

Черт возьми, женщина.

Подняв глаза, я был потрясен. Я не знал, что сказать.

— Зачем ты все это говоришь? — Это было совсем на нее не похоже.

Она пожала плечами.

— Я не знаю. Я чувствую себя комфортно. Наконец-то у меня есть вы оба; это все, что мне действительно нужно. К тому же я, возможно, выпила три или четыре бокала красного вина.

— Мы всегда были с тобой, Мел. Я не могу понять, почему ты этого не понимаешь. — Как будто она не понимала, что больше не была одна.

— Когда-то у меня была собака, — сказала она, переворачиваясь на спину. — Его звали Руфус, что было нелепо, учитывая, что он был весь белый, а «Руфус» по-латыни означает «красный»…

Она что, бредила? Звучала ли когда-нибудь Мелоди Джованни-Каллахана бессвязно?

— Мой отец никогда особо не выпускал меня из дома. У меня не было друзей, и Руфус был всем, что у меня было. Я рассказывала ему все, и он всегда был рядом. Однажды утром, незадолго до Рождества, мне захотелось покататься на коньках, и я выбежала на улицу. Руфус выбежал вперед меня и просто прыгнул на лед. — Она сделала паузу, и ее губы сжались, прежде чем снова раскрыться. — Он провалился, и только потому, что он был впереди меня, я не выбежала на лед. Орландо не собирался рисковать ничьей жизнью из-за дворняги. Руфус, наконец, выбрался сам. Он дрожал, и не имело значения, сколько одеял я на него накинула, или как сильно я пыталась его согреть, ему не становилось лучше. Орландо не собирался упускать этот момент, чтобы преподать мне еще один урок. Он вывел нас обоих на улицу и вручил мне пистолет.