Американские просветители. Избранные произведения в двух томах. Том 1

История об излиянии духа в дни пятидесятницы, если признать ее достоверной, совершенно не соответствует такому пророческому предсказанию, как «излию от духа моего на всякую плоть». Надо думать, что пророк имел в виду человеческую плоть, т. е. всю человеческую плоть, но всеобщего излияния духа не было, дело, видимо, ограничилось собранными в Иерусалиме избранниками, зрители же решили, что те бредят. Можно, однако, предположить, что св. Петру лучше судить об исполнении пророчества, чем мне. Что же, допустим, что пророчество о последних днях сбылось в первую пятидесятницу, но раз это случилось более 1700 лет назад, значит, то были не последние дни.

Тем не менее встает вопрос, все ли пророчества, которым, согласно предсказанию, надлежало свершиться в последние дни, должны были осуществиться в то время; или же некоторые из выраженных таким образом пророчеств еще будут подтверждены какими-либо событиями, которые могут произойти в будущем или которые уже произошли после тех последних дней, названных пятидесятницей? И может ли какое-либо пророчество осуществиться больше одного раза, и если да, то сколько? И как узнать, какое из бесчисленного множества событий (обладающих столь большим сходством) следует объяснить правильным предсказанием какого-нибудь из многочисленных пророчеств?

Если принять во внимание аналогию между последовательным рядом действий природы и возвышением и падением наций, царств и правительств, а также превратностями и переменами, касающимися людей в менее крупных обществах или поодиночке; присовокупить сюда туманность и неопределенность пророчеств, трудность, неясность и полную невозможность понять, какое именно событие (среди огромного их числа, которое уже произошло или может произойти впоследствии в мире) следует отнести к первоначальному и правильному предсказанию, знание чего необходимо для понимания пророчеств, то мы обнаружим, что само понятие пророчества есть не более как выдумка. В самом деле, чтобы понять пророчество и указать на связанные с ним события, потребовалось бы не меньше вдохновения, чем для того, чтобы первоначально предсказать их. В общем же оно, будучи по меньшей мере ненадежным, окольным и неопределенным способом доказать откровение, явно и совершенно неприемлемо.

Далее, вовсе нет уверенности, что эти пророчества исходят непосредственно от бога или ниспосланы им через подчиненных ему духов, даже если допустить, что человечество в состоянии вступать в сношения с миром духов. Нас часто обманывают злые, лицемерные и коварные люди, почему же не считать более вероятным, что нас вводят в обман незримые злые существа, которых мы, возможно, принимали за добрых духов? Мы, несомненно, хуже знакомы с уловками неощутимых злых духов, чем с притворством человека, и, стало быть, не могли бы так хорошо их остерегаться. Допуская возможность сношений с добрыми духами, мы тем самым признаем и возможность сношений с духами злыми, ибо и добрые и злые духи имеют одинаковую природу подобно добродетельным и порочным людям. Таким образом, если дверь открыта для общения с одними, то она открыта и для общения с другими, распознать же истинный характер этих духовных и незримых существ невозможно никаким другим способом, кроме как руководствуясь данным нам от природы разумом. Но такие вдохновения были бы не более чем естественными рассуждениями, что уронило бы их во мнении истинных боговдохновенных провидцев. Однако если предмет предполагаемого внушенного откровения находится выше или за пределами наших естественных способностей, то мы не располагали бы ключом или правилом, посредством которых можно было бы понять его или определить, послано ли оно добрым или злым духом. Кроме того, мы были бы не в силах отличить действие божественного духа от действий простых созданий. Мы запутались бы во всех этих неопределенностях и не знали бы, на что нам полагаться в отношении вестей, ниспосланных миром духов; основания для этих вестей столь же подходят к пророкам и первым проповедникам откровения, как и к нам, живущим в этом веке.