Американские просветители. Избранные произведения в двух томах. Том 2

Из этих выдержек читатель видит, что подлинность книг Нового завета отрицалась, а сами книги рассматривались как сказки, подделка и ложь в те времена, когда они ставились на голосование как слово божье [27]. Но интересы церкви с помощью костра сломили оппозицию и в конце концов подавили всякое исследование.

Чудеса следовали за чудесами, если мы в то поверим, и людей научили говорить, что они верят, независимо от того, верили они или нет. Однако (открыв дорогу мысли) Французская революция лишила церковь власти совершать чудеса; церковь оказалась не в состоянии с помощью всех своих святых совершить после начала революции хотя бы одночудо, а поскольку она никогда не испытывала большей нужды в чудесах, чем сейчас, мы можем и без божественной помощи заключить, что все ее прежние чудеса представляли собой фокусы и обман.

Если мы примем во внимание более чем трехсотлетний промежуток времени, прошедший со времени, когда якобы жил Христос, до того, когда Новый завет был сведен в одну книгу, мы и без помощи исторических свидетельств должны будем увидеть сомнительность его подлинности. Подлинность книги Гомера, поскольку речь идет об авторстве, гораздо лучше установлена, чем подлинность Нового завета, хотя Гомер на тысячу лет старше.

Написать книгу Гомера мог только чрезвычайно хороший поэт, а потому небольшое число лиц могло попытаться сделать это. Человек же, способный это сделать, не упустил бы свою собственную славу, уступив ее другому. Подобным же образом мало кто смог бы составить Евклидовы «Начала», ибо автором этой работы не мог быть никто, кроме чрезвычайно хорошего геометра.

Что же касается книг Нового завета, особенно тех частей, где рассказывается о воскресении и вознесении, то их мог написать любой, кто может рассказать историю о приведении или о явлении человека, ибо история рассказана прескверно. Поэтому имеется в миллион раз больше шансов в пользу подложности Нового завета, чем в случае с Гомером или Евклидом.

Каждый из многочисленных нынешних попов или проповедников, епископов и прочих может составить проповедь или перевести латинский отрывок, особенно если он был переведен уже раньше тысячу раз; но способен ли кто-нибудь из них написать так поэтично, как Гомер, или так научно, как Евклид? За малым исключением, вся их ученость сводится к аи bесть abи к hic, haec, hoc, а их знание наук — к тому, что трижды один — один. Этого более чем достаточно для того, чтобы они оказались способны написать все книги Нового завета, живи они в те времена.

Поскольку возможностей для подделки было больше, большим был и соблазн. Нельзя извлечь никакой выгоды, если писать под именем Гомера или Евклида. Если уж человек смог написать произведение, равноценное тому, что написано ими, ему лучше было бы написать его под своим собственным именем. А если бы оно оказалось ниже их но достоинству, он не имел бы успеха. Гордость предотвратила бы первое, а невозможность — последнее. Но в отношении таких книг, которые составляют Новый завет, все побуждения склоняли к подлогу. Наилучшим образом придуманная история, которую можно сочинить только по прошествии двухсот или трехсот дет после события, не сошла бы за подлинную под именем реального автора; единственный шанс на успех коренился в подлоге, ибо церковь нуждалась в обмане для своего нового учения, а истина и таланты для этого не годились.

Но поскольку в обычае было (как мы уже замечали) рассказывать истории о лицах, являющихсяпосле того, как они умерли, и о духах и привидениях тех, кто умер насильственной или необычной смертью; и поскольку люди тогда обычно верили в такие вещи и в явления ангелов и бесов, в то, что бесы входят в человека и трясут его, как в пароксизме лихорадки, и в то, что их можно выгнать как бы рвотным (книга Марка говорит нам, что Иисус изгнал из Марии Магдалины семь бесов), то нет ничего необыкновенного в том, что подобные истории распространялись о некоем Иисусе Христе, и они-то и стали впоследствии основой четырех книг, приписываемых Матфею, Марку, Луке и Иоанну.

Каждый рассказывал сказку так, как слышал ее или о ней, и давал своей книге имя того святого или апостола, которого предание выдавало за очевидца. Только на этой основе можно объяснить противоречия в книгах, а если это не так, то они — сплошной обман, ложь и подлог, не имеющие даже извинения в легковерии.

Достаточно ясно, как упоминалось в предшествующих цитатах, что они были написаны какими-то полуиудеями. Частые ссылки на Моисея, этого главного убийцу и обманщика, и на людей, именуемых пророками, подтверждают это положение; с другой стороны, церковь завершила обман, допустив, что Библия и [Новый] завет отвечают друг другу.

Христианские иудеи и христианские язычники старательно выискивали и прилаживали друг к другу пророчества и то, о чем пророчествовали, символ и символизируемое, знак и обозначаемое, как отмычки к старым замкам.