Американские просветители. Избранные произведения в двух томах. Том 2

Я тоже эпикуреец, как вы говорите о себе. Я рассматриваю подлинные доктрины Эпикура (а не приписываемые ему) как содержащие все рациональное в философии нравственности, что Греция и Рим оставили нам. Эпиктет, правда, дал нам то, что было хорошего у стоиков; все остальное из их учений было лицемерием и гримасой. Клевета на Эпикура и искажение его доктрин были их великим преступлением, в которое был вовлечен как соучастник Цицерон, многословный, пустой, риторический, но очаровательный. Его прототип Платон, красноречивый, как он сам, развивая мистицизм, непостижимый для человеческого ума, был обожествлен некоторыми сектами, принявшими название христианских, потому что в его туманных концепциях они нашли основу непроходимой тьмы, на которой можно было создавать такие же бредовые выдумки собственного изобретения. Авторство [этих концепций] они приписали тому, кого пытались выдать за своего создателя, но кто отрекался от них с негодованием, которое так справедливо вызвала их карикатура на его религию. О Сократе у нас нет ничего подлинного, кроме «Воспоминаний» Ксенофонта, потому что Платон сделал ею одним из своих собеседников лишь для того, чтобы прикрыть его именем собственные причуды. Сенека, действительно хороший моралист, временами портит свою работу некоторыми стоицизмами и слишком любит антитезис и вопросы, но в целом дает нам много хорошей и практической нравственности. Однако величайшим из всех реформаторов развращенной религии своей страны был Иисус из Назарета. Если извлечь то, что принадлежит ему, из мусора, в котором это было похоронено, то, что своим блеском легко отличается от ржавчины его биографов и так [легко] отделимо от нее, как бриллиант от кучи навоза, мы получим основные принципы системы самой возвышенной нравственности, которая когда-либо исходила из уст человека. К прискорбию, он не успел развить эти принципы. Эпиктет и Эпикур дают законы управления собой, Иисус дал дополнение о наших обязанностях и милосердии по отношению к другим. Установление невинного и подлинного характера этого благожелательного моралиста и освобождение его от тени, которую набросили на него обманщики (что проистекало из искусственных систем[4], изобретенных ультрахристианскими сектами), не уполномоченные на это ни единым словом, когда-либо произнесенным им,— вот самая достойная и единственная цель, которой с успехом посвятил свои труды и знания Пристли. Это, как можно надеяться, со временем приведет к спокойной, легкой смерти ересей слепой приверженности и фанатизма, которые так долго торжествовали победу над человеческим разумом и так широко и глубоко причиняли страдание человечеству; но эта работа должна начаться отсеиванием зерна от плевел в его жизнеописаниях. Я иногда думаю о переводе Эпиктета (потому что он никогда не был сносно переведен на английский) с добавлением подлинных доктрин Эпикура из «Синтагмы» Гассенди и извлечений из евангелистов, извлечений, в которых видна печать красноречия и чистого воображения Иисуса. Последнее я пытался сделать слишком поспешно двенадцать или пятнадцать лет назад. Это была работа только двух или трех ночей в Вашингтоне, проведенная после вечернего чтения писем и бумаг, полученных за день. Но теперь, стоя одной ногой в могиле, я нахожу эти планы бесполезными для меня. Мое дело коротать скуку угасающей жизни, что я и стараюсь делать, радуясь классическому чтению и математическим истинам и утешаясь здравой философией, равно безразличной к надежде и страху.