— Думаю, что Эласбет на День Благодарения — отличная идея, — сказала я, и он издал удивленный гортанный звук. — Приведи ее с собой. Еще один человек не будет иметь значения.
— Эласбет, — сказал он категорично, и я снова наклонилась к нему, не желая, чтобы он видел мою вину.
— Она пытается, — сказала я, не зная почему, кроме того, что она любила девочек, и у всех детей должен быть шанс быть с теми, кто их любил.
Он изогнул руку, чтобы расчесать мои волосы, и я расслабилась.
— Я никогда не думал, что ты будешь тем, кто попытается убедить меня, — кисло сказал он. — Почему она больше не ненавидит тебя?
— Потому что я ее понимаю, — сказала я. — Знаю, ты злишься на нее за то, что она не признает, что преследует цель не допустить, чтобы ваши люди были занесены в список исчезающих видов.
— Я не злюсь на нее, — солгал он.
— Тогда это потому, что она причинила тебе боль, разорвав свадьбу, когда я тащила твою задницу в тюрьму? — спросила я, и он поморщился.
— Нет… — протянул он, но это было неубедительно. — Я не хотел на ней жениться.
— Ты сказал, что любишь ее, — сказала я, глядя на его руку, обнимающую меня. О, Боже. Зачем я это делала? Была ли я настолько напугана обязательствами, что сама саботировала наши отношения, или я была уверена, что там не было ничего, что можно было бы разжечь? В конце концов, у него был ребенок от этой женщины. Женитьба на ней решит все его проблемы и вернет ему голос в анклаве. Он снова станет эльфийским Са'аном. Не говоря уже о том, что у девочек будет более стабильная ситуация.
— Я действительно так сказал, — голос Трента был ровным. — Но с тех пор я понял, что все, что я любил в ней, было связано с тем, что она могла мне дать, а не с тем, что она заставляла меня чувствовать. Это не настоящая любовь.
Он притянул меня ближе, и я почувствовала прилив облегчения.
— Ладно. Но если ты на нее не злишься, то почему используешь девочек, чтобы причинить ей боль?
— Квен спросил меня о том же, — прошептал он, его пальцы сжались в моих, пока я не почувствовала, как энергия наших ци пытается выровняться в стремительных завитках ощущений. Он нахмурился от беспокойства… беспокойства, что он позволил эмоциям и гордости помешать ему найти что-то положительное.
— Все, чего она хочет — это быть частью жизни девочек. Не твоей, — сказала я, но насчет последней части не была уверена. — Думаю, тебе следует пригласить ее поужинать с нами в «Пискари». — Я села, услышав его тихий жалобный стон. — И сколько же нас будет? — сказала я, думая, что это может дать нам способ обрести мир с нашим беспокойным прошлым. — Я, Айви, Дженкс, Нина, Квен, Джон, девочки, ты, Эласбет. Десять человек. Это индейка, верно? У нас даже может быть детский столик. Заставь Джона сесть там.
Я просияла, увидев, как он поморщился, но у меня были дни, чтобы убедить его.
— Раньше у нас были большие посиделки. Большая семья, — сказала я, возвращаясь в его тепло. — Все мы в очень маленьком доме. Не так много после смерти моего отца. Я всегда чувствовала себя незаконнорожденным ребенком. Как будто я на самом деле не принадлежу этому миру.
— Потому что ты все время была в больнице? — догадался он, и я вздрогнула, наслаждаясь тем, как его рука скользнула по моей коже… намекая на большее.
Я наклонила голову, чтобы найти его глаза.
— Нет, потому что моя мама переспала с кем-то другим, кроме моего отца, чтобы завести ребенка. Дважды.
Его пальцы, описывающие круги, остановились.
— Я забыл это.
Я натянула одеяло обратно, чтобы укрыть нас, довольная.
— Я поговорю с Айви, но она уже сказала «да» тебе и девочкам. Что такое еще несколько?
Трент издал уклончивый звук «мммм», но я была уверена, что это произойдет, будь то ад или цунами.
Мой чих раздался из ниоткуда, и я дернулась достаточно сильно, чтобы Бадди поднял голову.
— Ты шутишь, да? — сказал Трент, когда я чихнула снова, затем в третий раз, огромный спазм. — Сейчас шесть пятнадцать, — сказал он, когда я встала и пошла за своей сумкой, оставленной на старом кресле-качалке Кери. — Я думал, демоны спят до полудня.
— Мы спим. — Я вернулась с ним, бесшумно ступая босыми ногами. — Дай мне чертову секунду, — подумала я, снова чихая, размахивая руками, чтобы удержать себя за живот, когда чих прорвался сквозь меня, причиняя боль горлу.
Опустив голову, я достала зеркало и плюхнулась рядом с ним с красным тонированным стеклом. Бадди прислонился к моей ноге, печально глядя на меня снизу вверх.
— Шесть гребаных пятнадцать утра, — пробормотала я, положив руку на прохладное стекло и потянула линию. Дрожь пробежала по мне при приближающемся соединении, и я успокоилась. От моей пятнистой ауры остался только исчезающий дискомфорт. Сон рядом с Трентом действительно сотворил чудеса с моей аурой. — Извини за это, — сказала я, а затем потеряла связь, когда чихнула.