— Да, это верно. Но, хоть он и не очень умен, он сделает все возможное, чтобы ты сам оговорил себя и Френкеля. Многое на суде зависит от эмоций присяжных, имеющих стойкое предубеждение против врачей. Чтобы произвести на них впечатление, этому адвокату уже на предварительном собеседовании нужно добиться от тебя признания, что в ходе лечения что-то было сделано не так, как следовало. Поэтому, спрашивая тебя о лечении, он станет снова и снова варьировать вопросы к тебе, пока ты не ошибешься в ответе. Но я буду сидеть с тобой рядом, и, если его вопросы будут поставлены неверно, попрошу снять или уточнить их. Запомни: ты отвечаешь только за то, что сам делал, а не за Френкеля. Тебе нужно давать лишь краткие ответы. Ничего ему не разъясняй — в твою задачу не входит его образовывать. Не торопись отвечать, сначала продумай ответ. Если ты уже ответил на подобный вопрос, скажи, что уже дал ответ. В конце собеседования, уже складывая бумаги, он обязательно, как бы ненароком, спросит: были ли в процессе лечения отклонения от принятых установок? Твой ответ краткий: нет. И сразу же вставай из-за стола. Больше ничего.
В общем, Тед дал мне полезный инструктаж относительно тонкостей юридического крючкотворства. Из всего этого получалось, что имеет значение не фактическая сторона дела — как мы лечили Джона, на сколько сантиметров удлинили ему ногу, как он перестал хромать. Все это оставалось в стороне. Странно и обидно для хирурга признать, что его труд может оцениваться некомпетентными людьми не по объективным результатам, а по эмоциональному воздействию адвоката.
Через пару месяцев я сидел в другой юридической фирме перед адвокатом обвинителей и под присягой давал показания. Их с поразительной скоростью записывала секретарь на специальной стенографической машинке. Адвокат был неожиданно для меня мягок, улыбчив и дружелюбен:
— Рад с вами познакомиться, садитесь, пожалуйста, чувствуйте себя абсолютно свободно.
Он буквально купал меня в сладкой патоке любезности. Я подумал: неужели этот человек собирается обвинять меня в преступной халатности? И ведь вот какая разница в профессиональном поведении: хирург со своим пациентом должен быть деловым и откровенным, а адвокат с клиентом — притворным.
Два часа он все с той же сладкой улыбкой пытался вытянуть из меня какой-нибудь рискованный ответ:
— Скажите, если бы знать, что Джон станет вас судить, сделал бы доктор Френкель, с вашей помощью, конечно, что-нибудь по-другому?
— Это вопрос к доктору Френкелю.
— Да, да, его мы тоже спросим. Но что вы об этом думаете?
— Думаю, доктор Френкель сделал бы абсолютно то же самое.
— Но, может быть, какую-то часть операции следовало сделать по другому?
Тут в нашу беседу вмешался Тед:
— Возражение: доктор Голяховский ответил на вопрос.
Адвокат:
— Хорошо, я иначе сформулирую вопрос: если бы Джона лечил другой доктор, сделал бы он что-нибудь по-другому?
Тед:
— Возражение: этот вопрос не относится к действиям доктора Голяховского.
Уже вставая из-за стола и складывая свои бумаги, адвокат, как и предупреждал меня Тед, еще раз улыбнулся и спросил:
— Доктор Голяховский, а все-таки были ли в процессе лечения отклонения от принятых установок?
— Нет, не было.
Тед потом сказал, что я держался молодцом.
Каждый раз для очередного собеседования мне приходилось отменять запланированные операции и приемы больных. Изабелла переносила их на другие дни (что было не просто), мы обзванивали пациентов, долго извинялись, оговаривали новую дату — вот куда уходило ценное время доктора и его офиса!
И опять прошли месяцы, прежде чем мне прислали строгую повестку: «Мы приказываем Вам явиться на суд». Как назло, по времени это совпало с нашим с Ириной отпуском. Нам обоим был необходим отдых, мы давно собирались на пару недель уехать и запланировали полет в Канадские Скалистые горы. Там, в районе города Джаспер, изумительно красивые горы и озера. Отдых на природе! Мы были полны предвкушений. Уже куплены билеты и забронированы места в отелях. И вот — на тебе…
Я кинулся звонить Розенцвейгу:
— Тед, нельзя ли перенести время суда?
— Понимаешь, это Федеральный суд, в нем все строже, чем в суде штата, — надо, чтобы ты присутствовал.
— Но как раз в день суда у меня будет середина отпуска. Что, если я не приеду?
— Я знаю судью, он очень строгий и, если ты не явишься, может решить, что наша сторона проиграла процесс.
— Тед, но ведь все это дело того не стоит, чтобы терять отпуск. Нельзя ли принять какое-нибудь компромиссное решение? Ну, договорись о какой-то компенсации…
— Доктор Френкель тоже говорил мне о компенсации, но я не согласен: мы дело выиграем. Однако ты оставь мне все телефоны и факсы — где ты будешь. Если суд перенесут, я тебе позвоню. А если нет — придется приехать.