Американский доктор из России, или История успеха

Справедливо и другое «музыкальное» сравнение: как и музыканты-исполнители, хирурги выполняют руками тонкую работу. По уровню мастерства они различаются — от весьма среднего до виртуозного. Но в отличие от всех от хирурга всегда требуется качество постоянства. Музыкант может взять фальшивую ноту — никто и не заметит. Он может сыграть какой-то пассаж «вполруки» — ничего не произойдет. Если хирург «немного» ошибся — произойдет серьезное осложнение. Хирург обязан всегда работать с максимальным напряжением — операцию «в-пол-руки» не сделаешь. В хирургии абсолютно нет мелочей, каждая операция чем-то отличается от другой подобной, и в каждой есть элемент риска. На каждой операции хирург, как минер: он ошибается только один раз. А операции иногда идут по многу часов подряд, то днем, то во время ночных дежурств, а то и без перерыва днем и ночью. И все равно хирург не имеет права на скидку от усталости. Как актеру на сцене, так и хирургу в операционной никогда нельзя показывать усталости и своих эмоций, нельзя поддаваться им — это может привести к катастрофе в состоянии больного.

Во многих разделах медицины можно лечить заболевание одним лекарством или комбинацией лекарств. Если это не помогло, можно пробовать действие других лекарств, а если и это не помогает — можно прочитать дополнительную новую литературу или посоветоваться с коллегами. Но не так в хирургии — пробовать разные операции нельзя, надо делать все с первого раза. И советоваться во время операции уже поздно, да и не с кем. Хирург — это мастер-одиночка.

Выбор правильной операции — это самый ответственный момент, им определяется успех всего лечения. Хирург-диагност ценен не менее, чем хирург-оператор. «Творческая лаборатория» мышления хирурга — это считанные минуты раздумий, почти всегда под пристальным и настороженным взглядом больного или его родных, которые ждут от хирурга решения, как приговора. Хирург всегда «просматривается» больными. Чужая боль никого особенно не волнует — а вот доктор, особенно хирург, обязан волноваться. За короткие минуты он должен определить заболевание и выдать единственно правильное решение. И выбор наиболее рационального лечения всегда должен быть строго индивидуальным: продумывая подходящую операцию, хирург должен идти не от метода операции к болезни пациента, а от болезни пациента — к методу операции.

Но баланс отношений «хирург — пациент» не всегда устойчивый. Хирургия в наше время стала предметом массового потребления, пациенты все больше становятся потребителями (Америка в этом отношении идет, как всегда, впереди всех). Все чаще хирурги видят недоверие и даже подозрительность к себе. Им приходится убеждать пациентов в необходимости операции, а те могут считать, что врачам руководит не профессиональный долг, а простая жадность. Иногда при этом личное обаяние хирурга может повлиять больше, чем авторитет его имени.

Мне приходилось знать хирургов не очень высокого мастерства, но обладающих сильным личным обаянием. И что же? — у них почти всегда была обширная хирургическая практика: привлеченные их улыбками, пациенты доверчивее шли к ним, чем к более холодным, хотя и более опытным специалистам.

Но обаяние — это сугубо внутреннее свойство личности. Если его нет, то хирургу приходится быть немного актером: надо уметь и улыбнуться, когда не хочется, и подавить в себе неприязнь, и сыграть любезность. Но никогда — не показывать безразличие. Никогда!

Мне самому всю жизнь приходилось сочетать вспыльчивость поэта со сдержанностью хирурга. И это было нелегко. Зато особое свойство поэтического предчувствия помогало мне выбрать самый правильный подход к больному и его лечению.

Надо различать МЕДИЦИНУ как науку, и ЛЕЧЕНИЕ — как мастерство применения этой науки. Если медицина — это наука, общая для всех врачей, то мастерство лечения — это высокоиндивидуальное искусство, центральное ко всем традициям лечения — от шаманства (многие виды которого процветают во всех обществах до сих пор) до гомеопатии, от иглоукалывания — до хирургии.

Искусство врачевания базируется на умении ставить правильный диагноз, а отсюда — и проводить целенаправленное лечение. Когда я начинал свою врачебную практику, искусство диагностики заболеваний во многом основывалось на ТОЧНОСТИ ДОГАДОК: тот доктор точнее устанавливал диагноз, кто правильнее догадывался на основе своих знаний, опыта и интуиции. Лабораторные анализы были На довольно примитивном уровне, а технические усовершенствования рентгенотехники, кардиограмм и других исследований существовали еще не во всех больницах. И приходилось докторам обходиться «лабораторией» своего опыта и мозга. И тот был лучший диагност, кто точнее и быстрее умел догадываться.