Американский доктор из России, или История успеха

Это был редкий случай попросить Гавриила сделать с нами операцию. Но в Америке никто не имеет права даже тронуть пальцем пациента, если нет лицензии. Я спросил Френкеля:

— Виктор, что если я попрошу Илизарова делать операцию со мной?

— Вообще это против закона. Но для хирургов такого масштаба, как Илизаров, разрешается делать исключения. Пусть он участвует как консультант.

— Хорошая идея, Виктор.

— Не просто хорошая идея, а еще одна хорошая идея.

Гавриил провести операцию согласился. Поскольку это был мой частный больной, официально хирургом числился я. Но доминирующую роль, конечно, отдал Гавриилу. В который раз за тридцать лет мы оперировали вместе, и я был этому рад. Когда я привел его в операционную, многие хирурги госпиталя пришли пожать ему руку.

После приготовлений двух ассистентов (один — практикант из Японии, другой — мой Леня Селя), мы с Гавриилом приступили к работе. В основном он давал указания, а мы с ассистентами выполняли то, что он говорил. С самого начала я заметил, что он думал как-то замедленно и на ходу менял решения. Это не было похоже на прежнего Илизарова. Операция осложнялась тем, что по всей ноге имелось много глубоких рубцов от прежних разрезов. Где-то могли быть скрытые сосуды. Для проведения спиц через ткани надо было найти место, чтобы не повредить сосуды. Мы действовали очень осторожно. Каждый раз я спрашивал Гавриила:

— Где проводить спицу?

Он указывал:

— Вот здесь.

Тогда я объяснял японцу-резиденту:

— Профессор говорит, что надо проводить спицу здесь.

Гавриил подтверждал:

— Во-во-во!

Японец считал, что непереводимое «во-во-во» русское слово.

В один момент я усомнился в выборе места, которое указал Гавриил. Там был большой рубец, и я переспросил:

— Ты уверен, что надо здесь?

— А ты сомневаешься?

— По-моему, лучше сделать немного в стороне.

— Если ты не согласен со мной, зачем позвал на операцию?

Много раз в хирургической практике я убеждался, что лучше всего доверять своей интуиции. Но сейчас рядом со мной был создатель метода, по которому делалась операция, у которого был опыт многих тысяч таких операций.

Как мне было спорить, если я тоже не мог с уверенностью сказать, что прав? Резидент удивленно и нетерпеливо смотрел на нас.

— Профессор считает, — сказал я, — что надо делать здесь.

И мы сделали, как профессор нам велел.

В конце операции Гавриил захотел сам поставить обломки кости в правильное положение. Для этого он растягивал их с большим усилием. Я знал, что это противоречит канонам его метода — он всегда говорил, что все надо делать постепенно.

— Может, не стоит все делать сразу?

— Снова ты за свое?! Я знаю, что делаю!

Не мог же я хватать за руки самого Илизарова.

Снимок показал, что обломки костей были поставлены правильно.

— Вот видишь, все как надо, — удовлетворенно сказал он.

Больного увезли в послеоперационную палату, а я повел нашу бригаду в ресторан. После обеда мы вернулись проверить состояние пациента. Нога была подозрительно бледная. Я предложил Гавриилу:

— По-моему, надо немного ослабить натяжение тканей.

— Я тебе говорю, что все будет хорошо. Но, если хочешь, ослабляй, — недовольно согласился он.

Конечно, у него громадный опыт, но я все-таки сделал что хотел, потом отвез Гавриила на такси и сам поехал домой. Но, как только я вошел в квартиру, позвонил дежурный старший резидент Давид Фельдман:

— Владимир, приезжай скорей! У твоего пациента нарушение кровообращения.

Вот те на! Мои худшие подозрения подтвердились. Я позвонил Гавриилу, что еду в госпиталь.

— Не может быть, излишняя паника. Но я все-таки тоже приеду, меня Светлана привезет.

Когда мы сошлись у постели пациента, Фельдман уже успел ослабить излишнее натяжение тканей, но нога все равно оставалась бледной и холодной, пульс на стопе не прощупывался. Гавриил продолжал приговаривать, хоть и менее уверенно:

— Напрасно молодой доктор ослабил натяжение… Все должно быть хорошо…

На сей раз я позволил себе не послушаться его, велел везти больного в операционную, а сам вызвал сосудистого хирурга.

Мы оперировали всю ночь, сантиметр за сантиметром открывая ход артерии, ища, где и почему остановился кровоток. Из-за рубцов это было совсем непросто. Сосудистый хирург, хороший парень и мой приятель, приходил в отчаяние и два раза предлагал:

— Владимир, мы ничего не найдем, давай закончим операцию.

Но это значило, что мы обрекали пациента на ампутацию. Это была бы не только трагедия для больного, Но и катастрофа для меня и позор для Илизарова. При всей безвыходности положения, я уговаривал коллегу:

— Перед тем как закончить, мы должны исчерпать все возможности.