Американский доктор из России, или История успеха

— Это доктор Владимир из России. Он работал с профессором Илизаровым. Через Владимира я поддерживаю с профессором прямой контакт. У Илизарова есть для этого специальный телефон. — Тонко рассчитанная шутка, чтобы подкупить заинтересованность пациента.

Пациенты уже ранее слышали об этом методе или видели быстрый его показ по телевизору. В ту пору новых отношений между двумя странами слова «новый русский метод» им импонировали. А непосредственная связь Френкеля с русским ученым тоже производила впечатление. На меня как бы падала отраженная слава автора.

Многие расспрашивали:

— Это правда? Вы работали в России с самим профессором Илизаровым?

— Как давно вы приехали в Америку?

— Как вам нравится здесь, в Америке?

— Скажите, а профессор Илизаров еще приедет в Америку?

Я отвечал на вопросы, рассказывал, и у меня с пациентами тоже образовывались личные отношения; с некоторыми даже лучшие, чем у занятого разными делами их частного доктора.

Мы действительно часто перезванивались с Илизаровым, и как-то раз он признался мне:

— А ты был прав, нога у меня болит все больше. Наверное, надо делать операцию.

— Так приезжай в Нью-Йорк, здесь тебе ее сделают.

— Да вот наш министр здравоохранения Чазов уговаривает меня, что в его институте мне сделают операцию не хуже.

— Гавриил, я не знаю, какой у них там опыт в этом деле. Ты подумай.

И однажды среди ночи мне позвонила из Москвы Светлана, дочь Илизарова. Голос был встревоженный, она почти кричала:

— Папе очень плохо, он лежит в реанимационном отделении, мы не знаем, что делать!

— Что с ним? Где он?

— Он в Москве, Чазов положил его в свой институт. Ему делали обследование, и первые дни он был в приличном состоянии, но потом что-то случилось. Нам не говорят, но мы узнали, что у него была остановка сердца, и ему пришлось делать электрошок сердца. Сейчас он уже лучше, но очень ослаб.

— Слушай, перезвони мне через полчаса, я сейчас поговорю об этом с Френкелем.

Разбудив Френкеля среди ночи, я рассказал ему о странной болезни Илизарова. У Виктора всегда на все были готовые решения — ни минуты не раздумывая, он сказал:

— Пусть его привозят сюда. Я договорюсь с лучшими специалистами по хирургии сосудов, и мы устроим ему операцию здесь.

Это я передал Светлане, когда она перезвонила. И добавил:

— Привозите его, чем скорее, тем лучше. Только договоритесь с министром об оплате лечения в Америке, это должно дорого стоить.

На следующий день она сообщила, что вылетает вместе с отцом и сопровождающим доктором-анестезиологом. Мне подумалось: если с анестезиологом, дело серьезное. Френкель забронировал в отеле «Грамерси-Парк», рядом с госпиталем, номера для Илизарова, его дочери и русского врача.

Встречая их в аэропорте, я еще издали увидел, что Илизарова везут в инвалидном кресле. Правая нога его лежала на подушке. Светлана шла рядом, неся его трость. Горько мне было увидеть старого друга в таком состоянии. Он слабо улыбался. После осторожного объятия я спросил:

— Что с тобой случилось?

— Да, понимаешь, ничего особенного. Это все дочка с женой — зря подняли панику.

Из кресла в машину он пересаживался с трудом, и сопровождающий доктор его поддерживал и приговаривал:

— Осторожней, Гавриил Абрамович, осторожней.

Доктор этот был мой старый знакомый — профессор Бунатян, главный анестезиолог Министерства здравоохранения. С одной стороны, это была честь для Илизарова, с другой стороны, знак, что заболевание его очень серьезное.

После десятичасового перелета он в машине дремал, и я не стал при нем расспрашивать, что случилось. Но в гостинице, улучшив минуту, я отвел Бунатяна в сторону. Вот что он рассказал:

— Илизарова положили с сильными болями в ноге и посиневшей стопой. Могла вот-вот начаться гангрена. Хирурги обследовали его для операции по замене артерии. Но у нас в России такие операции делают пока всего несколько хирургов, никто не имеет большого опыта.

— А что произошло с сердцем, почему потребовалась реанимация?

— Ему начали внутривенно вводить сосудорасширяющие жидкости с антибиотиками, чтобы успокоить воспаление и поддержать организм. На третий день была смена дежурных сестер, одна ушла, а другая поставила ему вливать внутривенно жидкость из оставленной на столе стеклянной бутыли. Она думала, что раз это бутыль из аптеки больницы, то в ней — приготовленный раствор. На бутыли не было написано — что за жидкость.

— Не было написано? Как же она могла вливать, не зная?

— В том-то и дело. Во время вливания он почувствовал себя плохо, звал сестру, но никто не подходил. Он сам вырвал иголку из вены. Но у него началась мерцательная аритмия сердца. Через некоторое время его нашли в палате уже без сознания, и пришлось три раза делать электрошок. Он до сих пор так и не знает, что ему это делали.

— Что же это была за жидкость?

— Так никто и не узнал. Был, конечно, скандал. Но семья Илизаровых сказала, что уже не доверяет тому лечению. И позвонили тебе.

Когда я пересказывал все это Френкелю, он ушам своим не верил:

— Неужели такая отсталость в специальном институте?

— Да, и это их лучший институт, и там лечат больших боссов.