А все дело было в том, что целеустремленностью и настойчивостью он сумел доказать тугодумным властям, что его метод лечения дает не только блестящие результаты, но и государственную экономию в лечении больных — он быстрее, проще, эффективнее и дешевле других. На доказательство этого у него ушло двадцать лет жестоких стычек с бюрократами. И только в 1980-е годы, получив признание, сумел он построить этот институт.
В аудитории происходило более подробное знакомство профессора с нами. Ник Зелинский рассказывал ему про каждого. Когда дошла очередь до меня, Ник сказал:
— Это доктор Голяховский из Нью-Йоркского госпиталя для заболеваний суставов.
Илизаров улыбнулся в усы:
— Ну, его-то я знаю…
В тот первый вечер наши хозяйки в общежитии устроили для нас пышный ужин. Столы в большой столовой были расставлены буквой П и накрыты больничными простынями. На них густо стояли бутылки водки, коньяка, шампанского и минеральной воды, в банки разложена черная и красная икра и обильные русские закуски. Две хорошенькие официантки, в мини-юбках с белыми фартуками целый вечер суетились и обносили нас горячими блюдами. Время от времени в дверях кухни появлялись фигуры поварих и кухарок, они украдкой посматривали на нас. Когда мы стали расходиться по комнатам, я предупредил всех:
— Ни за что не пейте водопроводную воду из-под крана и не чистите ею зубы. Берите минеральную воду со стола.
Вместе с бутылками «Нарзана» и «Боржоми» мы прихватили и недопитые вина: пригодится для камерных бесед.
Но не все поднялись наверх: на этот раз двум нашим молодым инженерам удалось каким-то образом объясниться с официантками, и после ужина эти ребята исчезли — вместе с ними.
Проснувшись рано, я взял ведро и пошел на кухню. Мне надо самому проверять: действительно ли там есть горячая вода? Поварихи и кухарки, крупные сибирячки, повязанные белыми платками, уже возились у громадной плиты, на которой стояли большие чаны с кипящей водой. Смущаясь иностранца и улыбаясь ему, они жестами указывали на чаны и пытались выхватить ведро: мы, мол, вам нальем, господин американец.
— С добрым утром, — сказал я. — Не беспокойтесь, я сам могу налить.
Как они удивились!
— Это как же?.. Извините, откуда вы русский-то знаете?
— Потому что я русский.
— Русский? А нам говорили, что все американцы.
— Верно, все. И я тоже американец. Но раньше я был советским и жил в Москве.
— А как же это вы в Америке-то оказались?
— Я эмигрировал туда в 1978 году.
— Эмигрировали?.. Как это?.. Разве можно было?
— Можно.
— А семья ваша в Москве осталась?
— Нет, мы все вместе выехали. Мы живем в Нью-Йорке.
Простым женщинам из глубокой провинции еще не приходилось видеть эмигранта из их страны, для них это было еще большее чудо, чем американцы. Похоже, они вообще мало знали об эмиграции: в провинции, особенно там, где было мало евреев, эмиграция пребывала в зачаточном состоянии.
Начались походы наших докторов вниз с пустыми ведрами и осторожные подъемы вверх с наполненными кипятком. Для американцев душ утром — как молитва: день американца начинается с душа. Они очень чувствительны к запаху пота. Но не все хотели идти за горячей водой и обливались холодной. Ночь была прохладная — и вода соответственно тоже. Поэтому из их комнат слышались громкие охи, ахи, рычания и повизгивания.
Единственной нашей женщине Лорейн, читательнице моей книги, я принес ведро с горячей водой. Она была профессор и замужем за профессором хирургии, жили они с двумя сыновьями в богатом доме, и вряд ли ей когда-нибудь приходилось таскать ведра. Я поставил ведро у ее двери и постучал:
— Лорейн, с добрым утром! Горячий душ приехал. Только осторожно с ведром.
Оттуда высунулась дамская ручка, махнула мне и ухватила ведерко, тоже за ручку.
Нам так и не включили горячую воду, и такое удовольствие мы имели каждое утро. А так как минеральной воды иногда было мало, а шампанское всегда оставалось, то некоторые наши доктора по утрам полоскали рот… шампанским.
Питались мы только у себя в столовой, три раза в день нас возили на автобусе из общежития в институт и обратно. Поварихи кормили нас очень вкусно и обильно, а официантки вежливо обносили и с каждым днем все ласковей переглядывались с молодыми инженерами. Один раз я спросил у них:
— Ребята, скажите откровенно — какая разница между американскими и русскими девчатами?
Не задумываясь, оба ответили:
— Русские реже принимают душ.
Очевидно, другой разницы не было. Но эта произвела впечатление. Неудивительно, конечно, что девушки мылись реже — горячей воды ведь никогда не было…
На второй вечер за мной заехал шофер Илизарова и повез к нему домой. Жил он в стандартном пятиэтажном доме без лифта, какие строили по всему Союзу с хрущевских времен. Их тогда так и прозвали — «хрущобы». Но и этого дома для сотрудников своего института Илизаров долго добивался от местных властей. Ему даже удалось уговорить строителей, чтобы потолки сделали немного выше стандарта в 2,5 метра.