Началось с того, что на балкон второго яруса вышли военные трубачи и сыграли ритуальный сигнал. Распахнулись двери, и под звуки военного марша солдаты внесли в зал флаги Бразилии, Советского Союза и Америки. После этого оркестр сыграл гимны трех стран. Солдаты с флагами выстроились по бокам президиума. Выглядело все, пожалуй, даже чересчур пышно, и Гавриил шепнул мне:
— Во дают!
Потом говорились патетические речи: что-то довольно долго говорил мэр, выступал проректор, еще какие-то люди. Время от времени оркестр вдруг начинал играть марш, и все вставали. Переводчика с нами не было, мы с Гавриилом ничего не понимали и скучали. В какой-то момент он спросил:
— Что они говорят?
— Не знаю, я не понимаю португальский язык, — ответил я.
Гавриил искоса недоверчиво глянул на меня, а спустя несколько минут опять спросил:
— А теперь они что говорят?
— Я же тебе сказал, что не знаю португальского.
Помолчав еще минуту, он прошептал с раздражением:
— Но хотя бы что-то ты должен понимать!..
Он так привык видеть меня в роли переводчика, что сегодня на приеме у ректора ему показалось, будто я что-то переводил даже с португальского. Видя, что он нервничает, я, прикидываясь, что какие-то фразы разбираю, стал время от времени нашептывать ему на ухо:
— Он говорит, какой ты великий ученый.
Гавриил с удовлетворением кивал головой.
— А теперь что?
— Говорит, что они хотят назвать твоим именем госпиталь.
Это ему тоже понравилось. Сидящая напротив Ирина украдкой делала нам знаки не болтать. Но Гавриил опять вопросительно смотрел на меня. Тогда я стал шептать ему все, что мне приходило на ум:
— Он говорит, что в Бразилии собираются выпустить твою книгу… что они хотят строить центры по образцу Курганского института… что лечение по твоим методам дает большую экономию…
— Так, так. Это верно. Молодцы они.
Когда после торжественной части мы спустились с эстрады, Ирина меня упрекнула:
— Как некрасиво было с твоей стороны все время болтать!
— Я не болтал, а переводил Гавриилу.
— Как ты мог переводить с португальского?
— А вот так: он настаивал, чтобы я переводил, я и переводил…
Соломку я потом спросил:
— О чем они все говорили?
— Политические речи в связи с предвыборной кампанией — болтовня и демагогия, которую любят разводить в Бразилии.
Хорошо, Гавриила в этот момент не было рядом…
На четвертый день я выкроил время, и Роберт повозил нас с Ириной по городу. В центре современная планировка с широченными бульварами, усаженными цветущими деревьями: в октябре в Южной Америке весна, в южном полушарии все перевернуто вверх ногами.
Несколько раз мы останавливались, чтобы пройтись и выпить кофе. Бразилия — страна кофе. И еще — кокосового молока. На каждом шагу тебе выберут кокосовый орех, отобьют ножом верхушку, и ты можешь наслаждаться его вкусным холодным соком. И вот, попивая кофе на одном из бульваров, я увидел, как под настоящими пальмами Бразилии шел настоящий бразильский почтальон! Все-таки довелось мне увидеть его, о ком я читал в раннем детстве в стихах Маршака. Не знаю только, звали ли этого почтальона Базилио…
На окраине теснились лачуги бедняков, но деревья там цвели еще пышнее, чем в центре. На всех углах звучала музыка, люди лениво пританцовывали самбу. Мы с Ириной дивились богатству и разнообразию природы и бедности жителей.
— Да, земля здесь богатая, рай земной, — сказал Роберт, — но жизнь совсем не райская. А все из-за лености самих бразильцев. Хотите бразильский анекдот? Когда Бог создал землю, он распределил всем народам по куску. Кому достались пустыни, кому горы, кому холодные края, кому землетрясения и наводнения, кому частая засуха. И только в Бразилии — ни землетрясений, ни потопов. Но этот кусок земли пока оставался незаселенным. Тогда люди пришли к Богу с жалобой, что он дал им плохие земли, а лучшую оставил пустой. На это Бог ответил: «Погодите, вы еще не знаете, каких я лентяев и бестолочей там поселю»…
Потом Роберт привез нас в небольшой пригородный поселок, сплошь из двухэтажных коттеджей:
— Здесь жили и еще до сих пор живут некоторые из нацистских преступников, бежавшие из Германии, когда их победили русские и американцы. Жил здесь и Эйхман, которого потом израильтяне выкрали, судили и казнили. И еще недавно жил печально знаменитый доктор Менге, тот, что проводил свои опыты над людьми в концлагерях, — Доктор Смерть, как его прозвали.
Красивое место, аккуратные дома, все чистенько — типичный немецкий поселок. Мы знали о том, что часть нацистских преступников сумела бежать в Южную Америку. Но видеть место, где доживали свой век враги рода человеческого, красивые рощи, где они гуляли, вспоминая свои изуверские «подвиги», — это вызывало жуткое чувство…
Илизаров должен был улетать на следующее утро, на день раньше окончания конгресса. Поздно вечером Роберт устроил прощальный обед, нам вручили подарки. Илизаров получил инкрустированные настольные часы с памятной надписью.
— А тебе чего дали? — спросил он меня.
— Памятную дощечку с гербом Бразилии.
— Покажи.
Он долго рассматривал ее, потом сказал:
— А мне почему такую не дали?
— Тебе же дали часы.