Американский доктор из России, или История успеха

Мы удлинили его ноги на пятнадцать сантиметров. Отчасти это делалось по настоянию матери, но отчасти и потому, что Виктор наобещал родителям слишком много и не хотел от этого отступать. Если бы он тогда отбросил свое врачебное иго, мы остановили бы удлинение раньше, и мальчик был бы уже здоров. Но как я и предвидел, пятнадцать сантиметров было слишком много для слабых тканей Гизая. Теперь на ногах у него давно лежали гипсовые повязки, уплотнение удлиненных костей шло медленно и сильно болели мышцы. Виктор не знал, что делать, и я тоже. Он решил показать мальчика Илизарову. Родители, конечно, ухватились за эту спасительную идею.

Чили

Гавриил остановился у нас и с интересом рассматривал книги из моей новой библиотеки.

— А эта о чем? А эта? А тут про что?..

Особенно его заинтересовал толстый, богато иллюстрированный том «Новой еврейской энциклопедии». Ирина уселась с ним на диване — переводить. Гавриил слушал внимательно и время от времени просил уточнить, о чем идет речь. Он вырос в еврейской среде на Кавказе, его дед был религиозным. Но у Гавриила было очень тяжелое и бедное детство: с семи лет он вынужден был работать, помогая матери растить пятерых его братьев и сестер. До одиннадцати лет он не ходил в школу, потому что у него не было времени и… сапог. Потом он надолго откололся от семьи на время учебы, стал первым среди татов доктором, а попав в Курган, забрал всю семью к себе. Всю жизнь ему было не до чтения Библии, да и вообще в Советском Союзе книг на религиозные темы не издавали. Может быть, впервые в жизни этот старый и знаменитый ученый слушал глубоко поучительные предания своего народа. Ирина уже устала читать и переводить, а он просил еще и еще. Она попробовала перелистать несколько страниц, но Гавриил вернул ее к прежней.

— Как вам все интересно, Гавриил Абрамович!

— А я очень любознательный, — просто, даже наивно ответил он.

Выручило Ирину только то, что нужно было подавать обед перед отъездом в аэропорт. За нами должна была прийти машина, которую я заказал из транспортной фирмы. Но машины все не было. Я недоумевал, Гавриил нервничал:

— Ну, где же она, твоя машина? Так мы опоздаем на самолет!

Подождав еще, я позвонил в контору. Оказалось, что машина застряла в пробке. Гавриил занервничал еще больше:

— Ну, вот, я говорил, что опоздаем.

— Не опоздаем. Возьмем такси.

Мы торопливо вышли на улицу, и я стал ловить такси. Все машины проезжали мимо.

— Вот видишь, надо было выходить раньше. Что будем делать, если опоздаем?

— Да не опоздаем мы, нам полагается приехать в аэропорт за два часа, а мы в худшем случае приедем за час.

— А если опоздаем?

Наконец остановилась машина. Прислушавшись к нашей беседе, шофер заговорил с нами по-русски. Оказалось — иммигрант из Одессы, где был инженером, а здесь работал водителем, потом купил себе такси, это его машина.

— А вы, извиняюсь, в Нью-Йорке по делам? — спросил он.

— Вы о хирурге Илизарове слышали?

— Это который Брумеля лечил? Конечно, слышал! Кто ж об Илизарове не слышал? Самый знаменитый в Союзе доктор!

— Вот вы его сейчас и везете.

— Кого — самого Илизарова?

Гавриил улыбался в усы. Шофер не мог поверить:

— А вы не шутите?

— Не шучу. Могу доказать. Гавриил, дай мне твое депутатское удостоверение.

Я показал красную книжечку шоферу:

— Смотрите — фамилия Илизаров и подпись самого Горбачева.

Как же он был обрадован! Всю дорогу приговаривал:

— Ну, это надо же — в Нью-Йорке везти самого Илизарова!

Когда я стал расплачиваться, он наотрез отказался брать деньги:

— С Илизарова не возьму. Ни за что! Вот если бы профессор дал мне автограф, а то ведь никто не поверит…

Гавриил, разумеется, расписался ему на память.

На все конференции и конгрессы Гавриил возил в отдельном тяжелом чемодане-«дипломате» все свои слайды, и не отставлял его от себя ни на шаг. Он дорожил им, и основная его забота была, чтобы ничего не случилось с этим чемоданом. Слайдов было несколько сотен, некоторые из них заложены в старые стеклянные пластинки, что и утяжеляло чемодан. Гавриил часто и нервозно повторял:

— В этих слайдах вся моя жизнь собрана.

Действительно, слайды были с конца 1950-х годов и до последнего времени.

На этот раз он поручил заботу о чемодане мне — знак большого доверия.

Полет в Сантьяго — двенадцать часов, мы пролетели с севера на юг большую часть земного шара, пересекли экватор, летели вдоль гор Анд. И хотя большую часть времени спали, но все равно прилетели усталые. Ноги Гавриила отекли, и он шел прихрамывая.

В Сантьяго в аэропорту нас встречали напыщенный, как всегда, Энрике Эргас и доктор Либман — хозяин госпиталя и устроитель конференции, пожилой еврей, немного говоривший по-английски. Гавриил сказал:

— Спроси его, как это так — в Чили, а фамилия еврейская? И похож на еврея.

Оказалось, что в Сантьяго довольно большая еврейская колония: они иммигрировали туда из Югославии во время двух мировых войн. За годы в новом окружении они приспособились к жизни в Чили, как только евреи умеют приспосабливаться в любой стране. Теперь их язык был испанский, хотя они сохранили традиции, построили синагоги.