Американский доктор из России, или История успеха

Но в Америке успех имеет не то, что хорошо и правильно, а то, что дает доход. Поэтому издается много «чтива» и «макулатуры». Зато изданы все книги прекрасно, на хорошей бумаге, богато иллюстрированы. Но и стоят дорого — по двадцать — тридцать долларов и выше. Иногда я видел на полках свои две книги — «Russian Doctor» — «Русский доктор» и «Price of Freedom» — «Цена свободы», изданные еще в 1984 и 1986 годах. Когда книга «стареет», цена на нее опускается. В 1990-х годах мои книги продавались за пять-шесть долларов. Конечно, для всех специалистов в Америке издается много учебников и специальной литературы. Эти книги изданы еще лучше и богаче, но и стоят еще дороже, по сто пятьдесят — триста долларов. Заходя в отделы медицинских книг, я мечтал, что когда-нибудь и моя книга по илизаровскому методу встанет рядом с другими учебниками. И вот… самое крупное медицинское издательства Mosby Publishing Company из Филадельфии (именно там сосредоточено большинство медицинских издательств) прислало нам с Френкелем письмо, что они принимают предложение издать нашу книгу и для переговоров с нами приедет главный редактор. Письмо пришло на имя Виктора, он принес его ко мне в кабинет:

— Владимир, поздравляю — приняли. Теперь давай — действуй.

— Давай действовать вместе: мои идеи и рисунки, а твой — текст.

— Знаешь, я поговорю с Питером Фераро, который ведет общественные связи нашего госпиталя. Он образованный парень, и у него хороший литературный слог. Я попрошу его помогать тебе, потому что моя роль в этой книге будет маленькая. И гонорар мне не нужен — пусть все платят тебе и Питеру.

Питера я знал очень хорошо, мы были с ними приятели и соседи. Немного за тридцать, он был остроумный и приятный собеседник, любитель шуток. Но он — не доктор и ничего не понимал в илизаровском методе. Как я буду с ним работать?

Теперь начиналась новая эпопея моей профессиональной жизни — написание учебника. До сих пор ни один русский хирург не издавал в Америке свой учебник.

Мой помощник

— Владимир Юльевич, в Москве чемоданов в продаже нет, — мрачно говорил мне доктор Леня Селя, мой молодой ученик, когда я пролетал через Москву из Кургана осенью 1989 года. Леня с семьей, женой Ириной и двумя маленькими детьми, подали заявление на эмиграцию и готовились к отъезду.

— Ай-ай-ай, раз чемоданов нет, значит, вы не поедете, — поддразнил я его.

Леня надулся:

— Я это серьезно.

— А если серьезно, так не впадай в панику. У тебя еще будет много поводов паниковать в Америке: подыскивание квартиры, освоение английского, сдача экзаменов, устройство на работу… много всего. Но запомни: здесь у тебя неприятности, а там будут только трудности.

Шла все нарастающая волна бегства из Советского Союза — бегство евреев, полуевреев и их русских супругов. Очевидно, от этого и не было в продаже чемоданов — раскупили. Но теперь люди бежали уже не от притеснений, а от экономического краха. Разрешение на выезд им давали все проще, КГБ при Горбачеве стал терять свою всесильность и к уезжавшим не придирался. Поэтому им не нужно было ждать годами и бояться, что их не выпустят, как это было во времена нашего выезда — в 1970-х годах. Стало заметно больше выезжать молодых людей, в том числе и специалистов, происходила настоящая «утечка мозгов». Но и без того безмозглая советская власть не хотела понимать, что она теряет (только еще через несколько лет власти опомнились, да было уже поздно). Некоторые уезжавшие молодые специалисты уже успели в школах выучить английский, большинство были люди другой подготовки к новой жизни — лучше информированы о том, что их ждало в новой стране, лучше готовы к работе. У многих были в Америке ранее иммигрировавшие родственники и друзья.

С новым притоком иммигантов в Америке стали появляться мои давние знакомые. Приезд семьи Селя был для нас с Ириной приятным событием. Леня и Ирка, как мы ее называли, учились в медицинском институте, где я был профессором, и дружили с нашим сыном. Фамилия Селя — албанского происхождения. Ленин отец и был албанцем, но, когда в 1960 году отношения между СССР и Албанией испортились, его мать-еврейка бежала обратно в Москву, и связь с отцом прекратилась. Леня вырос, так и не зная, жив ли его отец.

Еще в студенческие годы Леня мечтал стать ортопедическим хирургом, и я его в этом поддерживал. Они с Иркой рано полюбили друг в друга (настоящие Ромео и Джульетта) и рано поженились (лучше, чем Ромео и Джульетта). Когда мы уезжали, они были очень юные и счастливые. Наш отъезд для них был шоком, они пришли с нами проститься, и Леня по-детски ревел, обливаясь слезами. Я тогда ему сказал:

— Не горюй, мы еще встретимся: пройдут годы, и вы тоже приедете в Америку.

Мои слова оказались пророческими. И теперь мы с Ириной радовались их скорому приезду. Но мы хорошо помнили, как тяжело на первых порах устраиваться на новом месте, поэтому считали своим долгом помогать им. Когда в Италии они ждали разрешения на въезд в США, я переслал им деньги через своего итальянского коллегу и позвонил: