Американский экспресс

— Как наш учитель Карл Маркс, — пошутил Пиня-Петя, беспартийный большевик. — Он тоже был экономист.

— Рива — старший экономист! — серьезно поправил Сюська, предвосхищая расхожий анекдот семидесятых годов.

Рива смущенно пожала мягкими плечами, чем окончательно сразила Пиню-Петю. Она и вправду была старшим экономистом. И младшим тоже. Она была единственным экономистом, ибо других экономистов в Бакинском институте физкультуры не было. Риву взяли на работу сразу же после окончания техникума — на такую грошовую зарплату трудно было найти охотника.

— Что же мы стоим, — засуетился Пиня-Петя. — У меня есть еще один табурет.

Он шмыгнул в комнату и вынес табурет, удерживая его за ножку, как держат рог упрямого барана. Другой рукой он прихватил связку книг, великодушно решив, что на книги сядет сам. Компания расселась. А когда из колодца достали ведро с холодным арбузом и был сделан первый хрустящий надрез в его полосатой шкуре, Пиня-Петя поинтересовался, почему Сюська в такую жару напялил боевой черкесский наряд.

— Во-первых, тебе пора знать: папаха и теплый зипун спасают от жары почище любой тени. Во-вторых, не мог же я вас знакомить в обычных белых штанах — неторжественно. Ну а в-третьих, — со значением понизил голос Сюська, — посмотрим, чем все это закончится. — И он игриво посмотрел на девушку Риву.

Рива сидела молча, выковыривая черные семечки из красной мякоти арбуза. Пиня-Петя почти осязал токи, что исходили от обольстительной фигуры девушки, у него кружилась голова, он чувствовал слабость. Впрочем, возможно, причиной слабости было несварение желудка — следствие недоедания в Херсоне…

— Значит, вы бухгалтер и старший экономист? — Пиня-Петя возобновил светский разговор. — И следовательно, вы хорошо считаете?

— Или! — Сюська высокомерно взглянул на двоюродного брата.

Рива продолжала выковыривать арбузные семечки, хотя давно можно было приступить к еде, — однако она была не так проста, хоть и приехала из Херсона.

— Тогда сосчитайте: сколько вам лет, если на дворе стоит тысяча девятьсот тридцать первый год? — продолжил Пиня-Петя.

— Двадцать, — ответила Рива.

— А мне? Если я родился в тысяча девятьсот седьмом году?

— Вам тогда должно быть двадцать четыре года, — прилежно ответила Рива, моя будущая мама.

— Ну?! — продолжал озорничать Пиня-Петя. — И кто сказал, что мы с вами не подходим друг другу?

— Я сказал. — Сюська бросил недоеденный арбуз и боевито поправил тяжелую папаху.

Свадьбу играли в столовой Дома железнодорожников. Рива и Пиня-Петя, юные и красивые, принимали поздравления друзей и соседей. Все проходило пристойно и весело. Пока не пришел двоюродный брат жениха Изя Гурович по прозвищу Сюська. В белых парусиновых туфлях и в белом чесучовом костюме, карман которого подозрительно оттопыривался. Сюська обвел присутствующих хмельным плывущим взглядом и остановил его на молодых.

— Пиня, — сказал Сюська. — И ты, Рива. Я желаю вам счастья, долгих лет и множества детей. Ибо еврейская семья без детей — все равно что револьвер без патронов. Но у меня, слава богу, патроны есть. По крайней мере, один найдется. Для себя.

С этими словами Сюська выхватил из кармана револьвер системы наган и приставил его ко лбу.

Все остолбенели. Никто не верил своим глазам, не говоря уж о том, что многие вообще впервые в жизни видели настоящий револьвер системы наган… Сюська же не сводил своих диких черных глаз с новобрачных.

Стало тихо, как после выстрела.

В это время в зал вошла Ривина мама, моя будущая бабушка, Мария Абрамовна Заславская, в девичестве Лазаревич. Надо знать мою бабушку! Ее боялся даже одноногий дворник Захар, а Захар грубил даже управдому Насруллаеву, которому вообще никто не перечил, даже участковый милиционер Алиев, который не боялся даже Аллаха, потому что был пламенным большевиком-ленинцем… Словом, бабушку боялись все, кроме меня. Но я появился позже, а стало быть, ее тогда боялись все, без исключения.

— Что за манера, босяк! — воскликнула бабушка. — Куда ты пришел? На свадьбу или в тир?! Хорошее воспитание дали своему сыну старики Гуровичи! — Бабушка шагнула к дрожащему Сюське и, разжав его холодные пальцы, вывернула оружие.

Сюська согнул ноги, присел на корточки и заплакал. Рива и Пиня-Петя подошли к нему и принялись гладить его по голове; они любили Сюську, но каждый по-своему… Потом, втроем, они отправились к Сюське домой, чтобы подложить наган в шкаф раззявы-соседа, служившего охранником ювелирного магазина…

Так закончилась свадьба, которая состоялась в мае 1932 года, а через положенный природой срок, точно по расписанию, в январе 1933 года, родился я.