– Дядя Саймон, кузен Бен, Лоретта, вам можно сейчас смеяться? Если да, я расскажу что-то смешное. Видели бочку, с которой я говорил? Она певица из Нибло, и знаете, про что она меня спросила? Нельзя ли тут у вас купить папиросы. Я сказал, что ни папиросы, ни салями здесь не продаются, пусть ищет в Бауэри, ха-ха. Джордж здесь? Мне вообще-то он нужен.
Нью-Йорк, Нью-Йорк, 16 февраля 1870 года
Кончилось последнее представление в зале Джо Секиры; Генерал-с-Пальчик сидел на табурете у себя в уборной и втирал холодный крем в собственное лицо-блюдце. Вместе с гримом он снимал грязь, и лицо превращалось из полного солнца в ущербную луну. Обрюзгшие щеки, мешки под глазами, подбородок, скукоженный до шишки.
То, что дамы некогда называли очаровательными губками, напоминало текстурой устриц, пойманных в конце сезона. Нос походил на бумажную скрепку, ноздри как булавочные уколы. Даже у зрачков был потрепанный вид. В щель между детских зубов Пальчик просунул язык. Малина заплесневелая.
– Может, Барнум и прав. Пора писать мемуары, – сказал он зеркалу.
Час назад заглянул Ф.Т. сообщить Генералу, что он продал Титана и намерен двинуться в другую сторону. Пальчик взглянул на рисунок Тома Наста,[97]
где озорной дух Барнум держал на руках пухлую кудрявую девочку. Ноги его сходились конусом в одну точку. Черная воронка сообщала телу динамику. Текст на афише, составленный из выгнутых букв-клоунов, гласил:– Разумеется, ваше имя в моем цирке всегда будет в первых строках афиш. Куда приятнее держать на руках Мальчика, чем на задворках злого надутого Пальчика. Я вижу вас в роли помощника инспектора манежа. Назначил бы вас самим инспектором, если бы не голос От такого предложения Генерал не на шутку взвинтился. В жесте Барнума было не больше убедительности, чем на лице, что болталось сейчас перед Пальчиком в зеркале.
– Вот оно как, – сказал Генерал лицу, одновременно приводя его в чувство новой порцией грима. –
Он выудил из ящика бутылку хереса, надолго к ней приложился и отправился на сцену произносить тост.
– Трое в круге, идеальная троица. Два низвергнутых камня и отвергнутый эльф.
Застряв в наклонном положении, Титан и Голиаф ждали его на пустой арене. Подъемный механизм застопорили сразу после премьеры. Но исполины были не одни. Пальчик разглядел на ринге квадратную тушу Черного Барса.
– Привет, малыш. – Барс всадил кулак в дымный хвост от Пальчиковой сигары. – Думал, вы домой пошли.
– Зашел пожелать моим партнерам доброй ночи, – сказал Генерал. – Хочешь коктейля?
– Отчего ж не хотеть, – ответил Черный Барс. – Вы разрешаете мне пить из вашей бутылки?
– Давай бери.
– Никогда не пил из бутылки белого.
– По такому случаю можно сделать исключение. После передай лекарство ребятам.
– Каменюкам? Не будут они пить из такого горлышка, – сказал Черный Барс. – Слыхали новость?
– Какую новость? – Пальчик забрался на сиденье. – Я думал, что все новости, какие могут быть, уже были.
– Пожалуйста, не надо сидеть на его месте.
– На чьем месте?
– Мистера Брайана. Это кресло теперь всегда будет пустое. Босс завещал мне этот зал.
– Завещал тебе зал Джо Секиры? Я знал, что этот человек извращенец.
– Вот и адвокат про то же. Зал мой, печать, подпись.
– Поздравляю, Барс. Это ценное приобретение.
– Отродясь у меня ничего не было, кроме кулаков. Поглядим теперь.
– Мой тебе совет: будь осторожен. Друзья Брайана, наверное, не обрадуются такому завещанию.
– Да уж как пить дать явятся по мою жопу. К черту, мой ринг – мой бой.
– Удачи. Если надо будет в чем поддержать, дай знать. У меня связи в нужных местах Сливки общества. Видал, как они плескались вчера в этой давке?
– Ладно, пошел я. Сюзи ждет. Болтайтесь тут сколько хотите, Генерал. Выйдете потом через боковую дверь, только одна лампа пускай горит в честь Костомола Брайана. Вот ваша бутылка. Покажите, что вы будете из нее пить.
Пальчик как следует приложился к горлышку. Пробираясь по боковому проходу к дверям, Черный Барс качал головой и втыкал в потолок левые хуки.
Пальчик залез на ринг и тоже помесил воздух хуками и тычками. Потом растянулся на брезентовом полу поблизости от бутылки с хересом.