В семь часов вечера Киза под эскортом привели в тюремную библиотеку, которой он воспользовался третий вечер подряд. Два часа спустя его вернули в камеру. Офицер, дежуривший в модуле «Браво», где содержался Киз, заявил, что исполнил в тот вечер все свои обязанности, проведя проверку безопасности, заполнив необходимые документы, отлучаясь лишь дважды на получасовые перерывы. По его словам, в последний раз он сделал обход в 5:30 и через десять минут после этого сдал дежурство.
«И ни разу я не видел чего-то ненормального в камере номер три, где содержался Израел Киз, – сказал он. – Как и каждую ночь, когда я находился на дежурстве, Киз завернулся в одеяла так, что ни одна часть его тела не была видна».
В 5.57, когда другой надзиратель совершал обход и пересчет заключенных, он «заметил что-то похожее на кровь» в камере Киза. Он вызвал подмогу, окликнул Киза и, не получив ответа, прикоснулся к телу, по-прежнему обернутому в кокон. Киз лежал лицом вниз с головой чуть повернутой вправо, руки скрещены на груди. Он был весь покрыт кровью.
«Его тело окоченело», – сказал этот надзиратель.
Когда прибыла медсестра, охранник откинул покрывало. «Одного взгляда на заключенного было достаточно, чтобы определить, что он мертв. У него не прощупывался пульс, кожа приобрела бледный оттенок». В своем отчете медсестра писала, что тело было холодным, наступило трупное окоченение, лицо стало синюшным. Это означало, что Киз был мертв по меньшей мере три или четыре часа. Большое количество крови просочилось сквозь верхнюю часть его робы, кровь так же скопилась лужей на полу под койкой.
Тюрьму сразу же перевели на особый режим.
Когда в 6.10 прибыли санитары «Скорой помощи», они обнаружили примечательную картину. Кровью была покрыта не только вся койка. Она содержалась в двух кружках неизвестного нам размера и в двух картонках из-под молока. К 8.25 на место прибыли полицейские, маршаллы США и агенты ФБР, среди которых был и Джефф Белл.
Белл разговаривал с Кизом в последний раз несколько дней назад накануне Дня благодарения.
– В ваши намерения по-прежнему входит рассказать нам все? – спросил Белл.
– Да, – ответил Киз.
Он вставил обломок бритвенного лезвия в карандаш и с его помощью вскрыл себе вены на левом запястье, чего так опасался Белл. В качестве гарантии Киз надел на горло петлю из простыни, другой конец которой обмотал вокруг левой ступни, удушая самого себя. Он оставил многостраничную предсмертную записку, пропитанную кровью, и выписки из нее, преданные гласности ФБР, не давали никаких новых наводок.
Один из тюремных психиатров предположил, что Киз нарочно использовал специфические фразы, называя одну или несколько своих жертв «моя темная принцесса-мотылек», «моя плененная красавица бабочка» в надежде, что это навсегда свяжет его с романом и экранизацией «Молчания ягнят», где часто встречаются подобные образы.
Киз также осудил Соединенные Штаты, к которым питал ненависть на протяжении почти всей своей жизни. «Страна свободных, страна лжецов, страна ловкачей американцев!» – писал он, повторив это дважды. «Поглощайте то, что вам не нужно, делайте идолами своих звезд, преследуйте то, что сами называете всего лишь мечтой, и умирайте по-американски».
Этот случай сначала подвиг
было ФБР просить помощи у общественности, но затем так же быстро они решили скрыть большую часть дела Израела Киза. Приблизительно сорок пять тысяч страниц досье на него остаются недоступными для публики в Министерстве юстиции, скрытые якобы по причинам национальной безопасности. Официальный маршрут передвижений Киза, преданный огласке ФБР вскоре после его смерти, подвергся тщательной цензуре. Подозрения о причастности к терроризму или потенциальным заговорам остаются секретными.В ходе своего самого последнего
допроса за три дня до самоубийства Киз относился к следователям с откровенным презрением. Вы уж извините меня, сказал он, за то, что дал вам информацию только о Карриерах и убил недостаточно много людей.Джефф Белл считает, что Киз наложил на себя руки, чтобы вынести приговор нелепой американской системе правосудия. Вероятно также, что Киз рассматривал свое самоубийство как последнее выражение контроля и жестокости – свой последний акт садизма.
Узнали бы мы намного больше, если бы он остался в живых? Наверное, нет. Потребовались месяцы, чтобы в ФБР осознали: Киз был не столько заинтересован в признаниях, сколько в манипулировании агентами. Быть может, он и помог бы идентифицировать другие жертвы, но трудно поверить, что он раскрыл бы детали убийства всех. Он скрывал их. Даже самим фактом своей смерти он как бы говорил: мои жертвы принадлежат только мне.