Читаем Американский пирог полностью

— Просто вырвалось. — Элинор снова высморкалась. — Не пойму, к чему вся эта кутерьма вокруг смерти. Почему нельзя просто вырыть яму и поскорее с этим покончить? Или был бы один-единственный вид гробов, а не десятки разных.

— Точно, — согласилась я, — это же гроб, а не вечерний туалет.

— Хочу, чтоб меня кремировали, — сказала Фредди. — Мое тело превратится в горстку пепла, а Сэм развеет ее над океаном. — Она подняла руку и сделала вид, что рассеивает воображаемую золу.

— Прах, прах, прах, — пропела я, — им мы были, им и станем.

— Слушай, может, ты все-таки заткнешься? — Элинор сощурилась. — «Прах», елки-палки! Не таким вертопрахам, как ты, рассуждать о нем.

Я решила не отвечать. Ведь я-то знаю: в этих вспышках ярости у нее выражается горе. Мне вдруг вспомнились похороны в Нашвилле, проходившие в синагоге на Уэст-Энд-авеню. Покойник водил дружбу с моим тогдашним хахалем, так что мне было не отвертеться. Там интересно молились над покойным, а гроб был совсем простой, украшенный лишь звездой Давида. Тогда-то я и решила, что если уж ударюсь в религию (правда, это маловероятно), то пойду именно в синагогу. Только в тамошних похоронах и был какой-то смысл: не то что здешние, где надо выбрать безвкусный, скверно окрашенный металлический ящик с пушистой тряпкой внутри. Все эти саркофаги напоминали мне убежища вампиров: вот розовый гробик с расшитым розочками пологом и кружевной подушечкой, а вот — белая моделька с блестящими хромированными ручками, как у холодильника «Фриджидер». Не понимаю, зачем так мучить родственников?! Я решила, что похоронный бизнес — мошенничество, и возненавидела Юбэнксов за их мерзкое ремесло.

— А как сейчас на старых родовых кладбищах? — спросила Фредди.

— Там слишком дорогие участки, — сказала Элинор. Она-то почем знает?

— Но когда-то это была отличная идея, — пробормотала Фредди, — собрать всю семью в одном месте.

Она отошла к какому-то пестрому гробу, который издалека казался огромной глыбой мороженого с шоколадной крошкой. Разглядывая его, она скрестила руки на груди и добавила:

— Родственники должны держаться вместе.

— Не могу не согласиться, — прошипела Элинор и бросила на меня ядовитый взгляд. Затем она вздернула голову: — Так что, ты по-прежнему собираешься в Техас?

— Да, — ответила я, хотя была в этом вовсе не так уж уверена. По правде говоря, я напрочь забыла про Техас.

— Когда? — Вид у нее был просто несчастный.

— Как только смогу сесть за руль.

— Значит, скоро. — Ее глаза наполнились слезами, и она вдруг схватила меня за руку: — Не уезжай, ну пожалуйста! Если останешься, обещаю, что буду печь наполеоны. Я дам объявление в газету, и мы станем настоящей кондитерской. Можем даже сменить название на то, которое ты хотела: «Американские пирожные».

— Элинор, прекрати, — сказала я.

— Купим машину для варки эспрессо. Будем продавать острое: пироги с томатом и маринованный козий сыр. Только, ради бога, не уезжай! Хватит с меня одной этой потери!

— Закусочную по-любому надо обновлять, — ответила я, — и неважно, уеду я или останусь.

— Но одной мне это не осилить. У меня нет ни фантазии, ни желания.

— Слушай, я уезжаю, и точка. Свыкнись уже с этой мыслью. — И я поковыляла к Фредди, оставив Элинор среди дорогущих гробов.

— Предательница, — заорала она, — трусиха!

— И чего она надрывается? — спросила я Фредди. — Или ты тоже считаешь, что отъезд — это бредовая идея?

— Я? — Фредди закатила глаза. — Ты что, забыла, что твоя сестрица удрала в Калифорнию на «валианте» образца шестьдесят первого года?

— И вернулась в Теннесси на маршрутном такси. Н-да, не особо большой прогресс!

— И не говори. — Она провела пальцем по похожему на мороженое гробу. — Я тут стою и думаю, что бы со мной было, если б умер Сэм. Если б я знала, что уже никогда его не увижу Он хоть и веган, но готовил мне бутерброды с салями и горчицей и подавал их прямо в постель.

— Небось потом от тебя так эротично несло колбасой! — подколола ее я.

— А еще он угощал меня свежесваренным кофе с карамелью, — хмуро продолжала она.

— А как же блондиночка? — Я не сводила глаз с гроба. В нем лежала тщательно взбитая подушечка, расшитая ландышами. На специальной табличке было указано, что матрас на пружинах, словно мертвецу это важно.

— Я просто забуду о ней, — сказала Фредди.

— Если б не Джексон, это было бы труднее, а?

— Пожалуй, — пробормотала она, задумавшись.

— А что же будет с нашим милым доктором? Снова оставишь его с разбитым сердцем? — Я и сама поморщилась от этого вопроса, но промолчать не могла: я просто умирала от любопытства.

— О господи, — сказала она, а затем вытащила свой платок и промокнула глаза.

— Вот такое дерьмо наша жизнь. — Я обняла ее, опираясь здоровым бедром о ходунки.

— Да уж, — кивнула она, сморкаясь, — чтоб ее!

Перейти на страницу:

Все книги серии Амфора 2005

Тимолеон Вьета. Сентиментальное путешествие
Тимолеон Вьета. Сентиментальное путешествие

Собака, брошенная хозяином, во что бы то ни стало стремится вернуться домой. Истории о людях, встретившихся ей на пути, переплетаются в удивительный новеллистический узор, напоминая нам о том, как все мы в этом мире связаны друг с другом.Тимолеон Вьета — дворняга, брошенная в чужом городе своим хозяином-гомосексуалистом в угоду новому партнеру, — стремится во что бы то ни стало вернуться домой и, самоотверженно преодолевая огромные расстояния, движется к своей цели.На пути он сталкивается с разными людьми и так или иначе вплетается в их судьбы, в их простые, а порой жестокие, трагические истории. Иногда он появляется в них как главный персонаж, а иногда заглянет лишь грустным глазом или махнет кончиком хвоста…Любовь как трагедия, любовь как приключение, любовь как спасение, любовь как жертва — и всё это на фоне истории жизни старого гомосексуалиста и его преданной собаки.В этом трагикомическом романе Дан Родес и развлекает своего читателя, и одновременно достигает потаенных глубин его души. Родес, один из самых оригинальных и самых успешных молодых писателей Англии, создал роман, полный неожиданных поворотов сюжета и потрясающей человечности.Гардиан

Дан Родес

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза