После отъезда родителей Салли осталась совершенно свободной и могла располагать собой, как хотела. По ее мнению, жизнь при теперешних условиях была совсем невыносима. Если ей придется махнуть рукой на жалкого обманщика и умереть с горя, она, конечно, покорится неизбежному, но нельзя ли еще найти какой-нибудь исход, например, рассказать обо всем случившемся доброму, беспристрастному человеку и попросить его совета?
Молодая девушка долго обдумывала этот вопрос; когда же Гаукинс пришел к ней в первый раз после отъезда отца и матери, – причем их разговор коснулся Трэси, – она решилась посвятить государственного мужа в свою тайну. Салли открыла перед ним все происшедшее, и он слушал ее с грустным участием; наконец она заключила свою исповедь такими словами:
– Не говорите мне, что он обманщик; я сама подозреваю это, но не кажется ли вам, что он как будто прав?.. Вы хладнокровно смотрите на дело, как человек посторонний, и, пожалуй, также не считаете Трэси способным на низость. Сжальтесь надо мной, скажите, так ли это?
Бедняга был смущен, но счел своей обязанностью не уклоняться от истины. Походив вокруг да около скользкого вопроса, он отказался, однако, от всякой попытки оправдать Трэси.
– Воля ваша, – заявил майор, – этот человек обманщик.
– Ну, да, хорошо, допустим, что он действовал не совсем честно, но все-таки у вас есть кое-какие сомнения на этот счет, мистер Гаукинс?
– Мне очень жаль, однако я должен сказать, – если вы меня к тому принуждаете, – что его мошенничество несомненно.
– О, мистер Гаукинс, как можно заходить так далеко! Никто не может знать в данном случае, где правда и где ложь. Ведь это еще не доказано, что Трэси выдает себя за другое лицо?
Вашингтон задумался: не облегчить ли ему своего сердца, не сказать ли ей всей правды? Да, по крайней мере, большую часть того, что есть. Действительно, это следует сделать. Он стиснул зубы и, не колеблясь, приступил к делу, решив пощадить молодую девушку только в одном отношении: он хотел умолчать перед ней о преступности Трэси.
– Послушайте, дорогая Салли, теперь я открою вам всю истину. Хоть мне и тяжела эта откровенность, и вам будет неприятно выслушать мои слова, но мы оба должны быть тверды. Я знаю все об этом художнике и знаю также, что он не графский сын.
Глаза девушки загорелись, и она заметила ему:
– Я ни капли не забочусь о знатности происхождения этого молодого человека; пожалуйста, говорите дальше.
Замечание мисс Селлерс было так неожиданно, что Гаукинс запнулся, не веря своим ушам, и наконец произнес:
– Не знаю, так ли я вас понял; вы хотите сказать, что если бы он оказался порядочным человеком, то вы отнеслись бы совершенно равнодушно к тому, имеет ли он право на графский титул или нет?
– Разумеется!
– Вы удовольствовались бы любовью Трэси, независимо от его происхождения, и графское достоинство не прибавило бы ему в ваших глазах никакой цены?
– Ни малейшей. Я должна сознаться, мистер Гаукинс, что бросила все эти глупые бредни насчет графского наследства, аристократизма и тому подобных нелепостей, что я смирились со своим скромным общественным положением и довольна им вполне. Этой благотворной переменой я обязана не кому иному, как Трэси. Поверьте, что я готова любить его таким, каков он есть; никакое внешнее условие не может прибавить ему цены в моем мнении. Он для меня целый мир; в нем самом заключается все, что имеет цену. Каким же образом громкий титул может прибавить ему что-нибудь?
«Однако она далеко зашла, – подумал Вашингтон и мысленно продолжал, рассуждая сам с собою: – Мне надо изменить свой план, только это дело мудреное. Не открывая преступности бедного малого, надо придумать про него что-нибудь такое, что могло бы разочаровать Салли насчет ее бывшего жениха, а в случае неудачи я буду, по крайней мере, знать, что бедняжке ничем не поможешь и лучше оставить ее в покое». Затем он сказал вслух:
– Видите, Гвендолен…
– Называйте меня, пожалуйста, Салли.
– Отлично, я очень рад этому. Мне гораздо больше нравится ваше прежнее имя. Так вот, моя милая, я хочу вам рассказать про этого Снодграса.
– Снодграса? Да разве его так зовут?
– Да, он Снодграс. Говард Трэси – его псевдоним.
– Но это преотвратительное имя!
– Согласен с вами, только, к сожалению, ведь мы не можем выбирать себе имен.
– И неужели это его настоящее имя, а не Говард Трэси?
– Нет, и это ужасно жаль, – подтвердил Гаукинс с печальной миной.
– Снодграс, Снодграс! – молодая девушка с трудом выговаривала эту фамилию. – Нет, решительно я не могу с ней примириться, не могу к ней привыкнуть. Лучше я буду называть Трэси просто по имени; какое же у него имя?
– Его имя… гм… он подписывается заглавными буквами «С. М.»
– Заглавными буквами? Что мне за дело до его заглавных букв! Я не могу называть его по заглавным буквам. Что такое они обозначают?
– Его отец был доктор и… как бы вам сказать?., боготворил свою профессию, а будучи крайне эксцентричным…
– Нет, вы мне скажите, что означают эти заглавные буквы? Почему вы игнорируете мой вопрос?
– Они… они обозначают имя Спиналь Менингитис. Так как отец его был до…