Я смотрю на него так, словно впервые вижу. Крупный нос и острые скулы, квадратная челюсть и зеленые глаза. Упрямство, решительно расправленные плечи. Он не отступит. Несмотря на похищение, видео, смерть Лео, сегодняшнее нападение — он не изменит своего решения.
— Какого хрена, Эш? Если это не убедило тебя действовать, то, что же тогда?
— Неужели ты настолько плохого мнения обо мне, что считаешь, будто я выбираю бездействие из трусости? Или самоуспокоения? Ты не думал, что я пытаюсь найти более безопасное решение? Несколько месяцев назад я бы даже не задумывался, прежде чем ответить. А сейчас…
— Я, черт, возьми, уже не уверен. Так и будет до конца твоего срока? И твоего следующего срока? Мы просто будем сидеть сложа руки и ждать, когда Карпатия придет за нами? Что, если в следующий раз это будет не только Грир? Как насчет террористической атаки? Или вторжения на территорию одного из наших союзников? Что тогда?
Эш прищуривает глаза.
— На что ты намекаешь, Эмбри?
И я говорю это. Озвучиваю, потому что боюсь за Грир, потому что злюсь на Грир, потому что Эш слишком упрям, чтобы хоть на секунду прислушаться к моему мнению. К растущему внутри меня предчувствию, что Мелвас не успокоится тем, что придет только за Грир, что скоро он придет за всеми нами.
— Я считаю, ты даешь слабину.
Мне приятно и в то же время ужасно говорить это, с моей груди упал тяжкий груз, а во рту пересохло, словно в глотку засыпали толченого стекла. Эш сжимает челюсть, его глаза вспыхивают, и трещина между нами расширяется и углубляется, все дальше и все больше. Но мы приезжаем на кладбище, дверь машины открывается, и мгновение ускользает.
— Я должен найти Грир, — наконец произносит он, и если раньше мне казалось, что в его голосе слышны хриплые нотки, то теперь это совсем не так.
— Пока, Эмбри.
— Пока, Эш.
И когда я смотрю ему вслед, мои мысли заполняют чувство жестокости и решительности, оно настолько обидное и мстительное, что я никогда бы не позволил ему поселиться в голове, если бы мыслил здраво. Но, тем не менее, оно вонзает свои зубы в мои мысли, вгрызается глубоко в ту часть меня, которая любит Грир так сильно, что не могу дышать, вгрызается в ту часть меня, которая когда-то считала войну великим приключением.
Когда нахожу Абилин и встаю рядом с ней, я понимаю, что внешне выгляжу невозмутимым, как политик, который старается быть вежливым на похоронах ради жены своего друга. Но внутри я — пули, острые зубы и зло. Я — выжженная земля. Я рыцарь, который пойдет на все, чтобы спасти свою королеву.
По дороге домой с кладбища я пишу сестре в машине.
Я: Позвони мне. Это очень важно.
ГЛАВА 26
Эмбри
Прошлое
Нет никого более жестокого, чем сенатор Морган Леффи, когда у неё плохое настроение.
Никого.
И поэтому я не знал, чего ожидать, когда постучал в дверь ее дома в Джорджтауне на следующий день после похорон Дженни Колчестер. Я не знал, увижу ли свою сестру расстроенной, раскаивающейся или злой, даже не был уверен, согласится ли она встретиться со мной. Что я знал наверняка, так это то, что мне все равно.
Морган сама открыла дверь, являя собой образ «сенатора тридцати с небольшим лет на досуге»: босоногая, в шелковой блузке без рукавов и брюках за девятьсот долларов. Увидев меня, она перекинула через плечо свободно заплетенную косу цвета воронова крыла.
— Если ты по поводу похорон…
— Позволь войти.
Она с минуту изучала меня, затем вздохнула и отступила в сторону, пропуская в дом. Я не стал дожидаться, пока она предложит присесть; сразу направился в гостиную и уселся в мягкое кресло, — которое, как я прекрасно знал, было ее любимым, — лениво развалившись и с неприязнью глядя на сестру Эша.
Морган снова вздохнула, опускаясь в неудобное кресло в стиле «Королева Анна» и закинула ногу на ногу.
— Да говори уже.
— Когда ты узнала?
Она приподняла брови, как будто не ожидала, что я первым делом задам такой вопрос.
— В Карпатии я ещё ничего не знала, если ты на это намекаешь.
Я уставился на нее, вглядываясь в глубину зеленых глаз… того же необычного оттенка, что и у Эша. У них одинаковые черные волосы, такие же полные губы. Та же королевская осанка.
— Поверить не могу, как раньше не замечал, что вы так сильно похожи.
Она фыркнула.
— Я тоже этого не замечала, так что не вини себя.
— Поверь, я и не виню.
Морган даже глазом не моргнула на мой язвительный тон, а я — на отсутствие реакции с ее стороны.
— Так, когда же ты узнала? — снова спросил я.
Она отвела взгляд, и утренний свет озарил ее лицо.
— Я всегда знала, что у мамы есть еще один ребенок. Мой брат. Отец позаботился о том, чтобы я помнила об этом и никогда не забывала, что Пенли Лютер убил мою мать.