Американский принц

Я попытался ему рассказать, но когда заговорил, слова вылетали дрожащими толчками, и единственными словами, которые мне удалось произнести, были «кровь», «носок» и «Ауди». Он прикусил губу и перевел взгляд с моего кровоточащего плеча на то место, где кровь капала с моей ноги на пол.

— Маленький принц, — сказал он, его голос дрогнул. — Что ты наделал?

Пули прорезали линолеум рядом с нами, и я увидел момент, когда Эш снова стал камнем, минуту, когда он стал армейским капитаном, а не тем человеком, который однажды молил меня не исчезать. Он перекинул мою руку за свою шею и — словно пришла запоздалая мысль — поднял другой рукой свою штурмовую винтовку и выстрелил в дым. Мы отступали назад, он нес почти весь мой вес на своем крепком плече. Легкомыслие исчезло, и пришла боль, крадя дыхание и мысли, словно крюк в животе, который не позволял расширяться моим ребрам.

— Северная лестница, — сказал Эш, когда мы приблизились к лифтам. — Ты не сможешь спуститься вниз по этой шахте прямо сейчас. — Он увидел выражение моего лица и добавил: — Я буду рядом с тобой. Но тебе нужно идти первым.

Боль лишила меня моей воли, я не мог спорить. Я позволил Эшу положить меня на пол, а затем сделал, как меня попросили, и подполз к лестнице, пополз, двигая одной рукой и одной ногой, оставляя за собой кровавый след. Эш продолжал стрелять, уклоняться от огня, и бросил в коридор одну или две гранаты, крича в рацию, общаясь с нашими людьми, находившимися внизу — он воевал в одиночку, сам по себе, в одиночку отражал тяжесть злого умысла и, в то же время, спасая всех нас.

Я добрался до лестницы, трясущейся рукой вытащил пистолет, на случай, если он понадобится. Но этого не произошло. Через мгновение Эш присоединился ко мне, захлопнул за собой дверь и вытащил фонарик. Теперь тряслось все мое тело, яростно дрожало, боль проносилась по каждому моему нерву жестоким электрическим жаром, и были моменты, когда, казалось, что жизнь затухала и пробуждалась: темнота, затем Эш со своим фонариком, затем снова темнота.

— Маленький принц, — сказал он. Его голос был так далеко и в тоже время так близко. — Оставайся. Останься со мной.

Я пытался. Я действительно пытался. Но, несмотря на адреналин, пронзавший мое тело, я не мог отдышаться, не мог сдержать темноту, затмевающую мое зрение. Я помню, как ухватился за куртку Эша и велел ему оставить меня, спасаться. Я помню, как он быстро поцеловал мой шлем.

— О, нет Патрокл, — сказал он. — Ты здесь не умрешь.

Я все еще не уверен в том, что произошло дальше. Меня несли, это я точно знал, и было больше выстрелов, больше моментов, когда паника и адреналин ввергали меня в состояние своего рода настороженной жертвы, из-за которой у меня сильно билось сердце, и из меня все быстрее и быстрее выливалась кровь. Я помнил момент, когда сидел на земле, а Эш стащил рюкзак с плеч мертвого карпатского солдата и просматривал содержимое. Еще один момент, когда я слышал, как он сыпал проклятиями, множество раз пытаясь позвать на помощь по рации, но ответа не было.

А затем настал момент, когда я, наконец-то постепенно полностью выплыл из туманного слоя странных снов, и увидел перед собой сапоги Эша, а рядом со мной кучу из рюкзаков и наших бронежилетов. Наступила ночь, и она пришла в лес вместе с мстящей, стремительной темнотой, словно слой краски под пологом деревьев. Также она принесла легкий ветерок, который словно касался моей кожи своими прохладными пальцами. Я задрожал.

Сапоги замерли.

— Разводить огонь слишком опасно, — сказал Эш, — но я могу дать тебе свою куртку. Возможно, мы побудем здесь некоторое время; я не могу ни с кем связаться по рации, чтобы нас эвакуировали, а еще мы отделились от всех остальных. Я снял твой бронежилет и обработал твое плечо — и свой, чтобы было легче тебя переворачивать — но мы должны будем их снова надеть в ближайшее время. Как ты себя чувствуешь?

— Я… — Я был словно в тумане, но мне не было страшно. Был немного слабым, наверное, а у меня во рту был привкус металла, но я не был мертв, не умирал и не извивался в агонии. Так что это определенно было приятным сюрпризом.

Сапоги возобновили движение, и сейчас я заметил руки Эша, беспокойно сжимавшиеся и разжимавшиеся у его бедер, пока он вышагивал.

— Солдаты Карпатии носят морфий в своих аптечках первой помощи. Ты стонал, когда я тебя перевязывал, поэтому я дал тебе немного. Это будет нашим маленьким секретом.

Морфий. Это объясняло размытость сознания, то, как ощущалась боль — словно она кричала на меня из дальней комнаты. Я изо всех сил попытался сесть, размытость быстро превратилась в головокружение, и крики боли начали приближаться. Но я справился, прислонившись к дереву и сделав несколько медленных вдохов, пока Эш продолжал вышагивать по нашему временному лагерю, словно запертый в клетке тигр.