Американский принц

Я остро осознавал, что так и не увидел кольцо, которое он подарил мне два года назад. Он не открыл коробочку. Это ли не странно, правда? Разве люди обычно не открывают коробку, чтобы показать кольцо своим возлюбленным? Для Дженни он так и сделал, и красивые бриллианты сверкали в свете люстры, висевшей над их головами. Она была прелестно очарована этим, а затем еще более прелестно очарована Эшем, когда он произносил свою речь.

Возможно, он не открывал коробочку с моим кольцом, так как в глубине души знал, что я откажусь.

Но не кольцо заставило меня заказать в номер бутылку «Хендрикса», и даже не само предложение.

Нет, это случилось из-за выражения его лица.

Открытого и счастливого. Обожающего. Он любил Дженни, искренне любил. Он хотел жениться на ней. Не ради того, чтобы позлить меня и не для того, чтобы угодить Мерлину, а потому, что она сделала его счастливым наипростейшим из всех способов.

Раньше я убеждал себя, что Колчестер — необыкновенный человек с необычными потребностями. Что он умело соблюдал баланс между спасением жизней и победами в войнах с тайными встречами со мной. Что я давал ему то, чего не мог дать никто другой, и то, что я разрешал ему делать со мной под покровом ночи, позволяло ему просыпаться на следующее утро и быть героем для всех остальных.

Но теперь я понял, что ошибался. Он по-прежнему оставался героем. Он все еще был героем, который занимался ванильным сексом с адвокатом. Он все еще был героем, состоящим в отношениях, в которых минет был подарком на день рождения, а не чем-то, что он мог получить силой, когда ему вздумается.

Так почему мне это не давало покоя?

Кем это делало меня?

Лишним? Пострадавшим? Испытывающим боль?

И разве он не мог хотя бы притвориться, словно ему чуточку больно? Сделать предложение Дженни?!

Меня это сильно ранило. И, возможно, в этом и был смысл. Может быть, Эш не мог отказать себе в крохотном кусочке старого доброго садизма, заставив меня смотреть на то, как он счастлив с кем-то другим.

«Но я сказал ему, что буду с ним, — с горечью подумал я, зайдя в душ. Во рту все еще ощущался привкус лайма. — Я сказал, что хочу трахаться с ним, хоть и не могу выйти за него замуж».

Я вспомнил его лицо, когда произносил это, как он медленно поднялся на ноги на вершине моей любимой долины, все еще держа коробочку с кольцом в руке.

— Но я не хочу просто трахать тебя, — сказал он осипшим голосом. — Я хочу любить тебя.

— Я отдам тебе всего себя, — умоляюще произнес я. — Только не проси меня об этом. Пожалуйста.

И я все прочел по выражению его лица. Разрушение. Боль. Ярость.

— Тебе нужно все или ничего? Так, да? — возмущался я. — Разве не лучше иметь хоть что-то?

Эш молчал, и поэтому, утопая в собственной ярости и боли, я ответил вместо него.

— Отлично, — произнес я. — Думал, тебя устроит любой вариант быть со мной, но, похоже, все изменилось. Так что, может, будет лучше, если мы вообще расстанемся. — И я ушел, а Эш так и стоял, сжимая в руках закрытую коробочку с кольцом.

То, что после этого он не прервал нашу дружбу, по-прежнему доверял мне свою жизнь в бою, и все еще держался рядом, было свидетельством его верной натуры. Любой другой на его месте оттолкнул бы меня, но он так не поступил, и я был благодарен за это, потому что все еще хотел его. Я не переставал жаждать запаха его кожи, когда он случайно оказывался слишком близко, не мог оторвать взгляд от того, как пот скатывался по его шее в жаркие летние дни. Я настолько изголодался по нему, что охотно довольствовался этими объедками.

Но теперь все должно прекратиться. Прошло два года с того дня в долине, и теперь он помолвлен. Мне придется двигаться дальше; как частенько поговаривала моя тетя Нимуэ своему сыну Лиру, когда он попадал в неприятности: «Сам эту кашу заварил, сам ее и расхлебывай». Я сделал выбор в пользу будущего Эша, перечеркнув тем самым наше совместное будущее, и теперь мне необходимо с этим выбором жить.

Выйдя из душа, я получил сообщение.

Эш: Обедаю с Мерлином. Ты придешь?

Я точно никуда не собирался. Во-первых, находиться рядом с Эшем до сих пор было слишком больно, а во-вторых, я ненавидел Мерлина чуть ли не больше всех людей на планете Земля. Несмотря на то, что сам принял такое решение, сам выбрал этот путь и признал его, мой внутренний ребенок обвинял во всем Мерлина. За тот день в вагоне поезда и все его разговоры о жертве.

Кроме того, вечером мне придется пойти на вечеринку по случаю его дня рождения, и этого для меня было более чем достаточно.

Остаток дня я дремал, переживал и прикончил бутылку «Хендрикса», а когда пришло время отправиться на вечеринку к Мерлину, был навеселе и смирился с ситуацией. Я увижу Эша и Дженни, Мерлин увидит, как я смотрю на них, и все это будет ужасно, но, вероятно, там найдется открытый бар, где я был бы не прочь утопить в алкоголе свои печали. Но на вечеринку я так и не попал.

У жизни были другие планы.

* * *

— Черт, — пробормотала девушка, столкнувшись со мной.