Читаем Американский психопат полностью

— Терпение, Прайс, терпение, — кричит Мэдисон. — Я поговорю с Рикардо.

Он по-прежнему остается стоять, кивая проталкивающимся мимо нас людям.

— Нам нужно сейчас! — вопит Прайс.

— Вы почему не в смокингах? — кричит Мэдисон.

— Сколько нам надо? — спрашивает меня Прайс. На лице у него написано отчаяние.

— Грамма хватит, — кричу я. — Рано утром я должен быть в офисе.

— У тебя есть наличные?

Я не могу соврать, киваю, даю ему сорок долларов.

— Грамм, — орет Прайс Теду.

— Познакомьтесь, — говорит Мэдисон, указывая на своего друга, — это Ю.

— Нам грамм! — Прайс сует купюры Мэдисону. — Что? Ю?

Парень и Мэдисоном улыбаются, Тед качает головой и снова выкрикивает имя, которое я не могу расслышать.

— Нет, — кричит он. — Хью!

Во всяком случае, так мне слышится.

— Приятно познакомиться, Хью! — Прайс поднимает руку и постукивает пальцем по золотым часам Rolex.

— Сейчас вернусь, — кричит Мэдисон. — Пообщайтесь пока с моим приятелем. Возьмите что-нибудь выпить.

Он исчезает. Ю, Хью, Хую или как его там растворяется в толпе. Я иду за Прайсом к перилам. Я хочу прикурить сигару, но у меня нет спичек; однако меня успокаивает ее вид и запах, а также осознание того, что скоро появится кокаин. Я беру у Прайса два талона на выпивку и хочу принести ему «Финляндию» со льдом, но «Финляндии» нет, говорит мне сука-барменша. Все же у нее отличная фигура, девица так соблазнительно выглядит, что я оставляю ей большие чаевые. Я решаю взять «Абсолют» для Прайса, а себе — J&B со льдом. Я думаю, не принести ли Тиму коктейль Bellini, но, кажется, он сегодня слишком взвинченный, чтобы оценить мою шутку. Протиснувшись сквозь толпу, я даю ему «Абсолют». Не поблагодарив меня, Тимоти одним глотком выпивает водку, морщится, глядя на стакан, и негодующе смотрит на меня. Я беспомощно пожимаю плечами. Его взгляд снова прикован к рельсам. Сегодня в «Туннеле» очень мало девок.

— Слушай, завтра вечером я встречаюсь с Кортни.

— С Кортни? — кричит он, уставившись на рельсы. — Прелестно.

Его сарказм слышно даже сквозь шум.

— А почему бы и нет! Керрутерса нет в городе.

— С таким же успехом ты мог бы заказать девицу из эскорт — сервиса, — не задумываясь, кричит он с горечью.

— Почему? — ору я.

— Потому что поебаться с ней обойдется тебе гораздо дороже.

— Вовсе нет, — кричу я.

— Слушай, я с этим тоже столкнулся, — кричит Прайс, слегка потряхивая стакан. Кубики льда гремят неправдоподобно громко. — Мередит такая же. Она тоже считает, что я должен ей платить. Они все так думают.

— Прайс? — Я делаю большой глоток виски. — Тебе цены нет…

Он показывает себе за спину.

— Куда ведут эти рельсы?

Начинает мерцать лазерная вспышка.

— Не знаю, — отвечаю я после очень долгой паузы (трудно даже сказать, сколько она длилась).

Мне надоедает смотреть на Прайса, который молчит и не двигается. Он отрывает взгляд от рельсов только для того, чтобы посмотреть, не идут ли Мэдисон или Рикардо. Вокруг — никаких женщин, одни профессионалы с Уолл-стрит в смокингах. Единственная девушка танцует одна в углу под песню, которая, как мне кажется, называется «Love Triangle». На ней топ со стразами (кажется, от Ronaldus Shamack), на котором я и пытаюсь сосредоточиться. Но я в таком нервном, предкокаиновом состоянии, что принимаюсь нервно жевать талон на выпивку, а какой-то парень с Уолл-стрит, похожий на Бориса Каннингхема, загораживает девушку. Прошло уже двадцать минут, и я хочу снова отправиться в бар, но тут возвращается Мэдисон. Он шумно дышит, на его лице застыла тревожная улыбка. Он пожимает руку вспотевшему, суровому Прайсу, который отходит так быстро, что, когда Тед пытается по-дружески хлопнуть его по спине, то его рука рассекает воздух.

Я снова иду за Прайсом мимо бара, мимо танцпола, мимо лестницы, ведущей вниз, мимо длинной очереди в женский туалет (странно, ведь вроде бы сегодня женщин в клубе почти нет), и вот мы в пустом мужском туалете. Мы втискиваемся в кабинку, Прайс запирает дверь на щеколду.

— Меня трясет, — говорит он, передавая мне маленький конвертик. — Открывай ты.

Я беру крошечный белый конвертик, осторожно разворачиваю. В флюоресцентном свете кажется, что тут меньше грамма.

— Господи, — шепчет Прайс на удивление мягко, — да здесь не так уж много, да? — Он наклоняется, чтобы рассмотреть порошок получше.

— Может, это из-за освещения так кажется, — замечаю я.

— Рикардо охуел, что ли? — спрашивает Прайс, с удивлением рассматривая кокаин.

— Тс-с-с, — шепчу я, вынимая свою платиновую карточку American Express. — Давай просто сделаем это.

— Может, он миллиграммами его продает? — не может успокоиться Прайс.

Сунув свою платиновую карточку American Express в порошок, он подносит ее к носу и вдыхает. Мгновение он стоит в молчании, а потом сдавленным голосом произносит:

— О боже.

— Ну, что? — спрашиваю я.

— Да это, блядь, миллиграмм… сахарной пудры, — выдавливает он.

Вдохнув немного порошка, я прихожу к тому же заключению.

— Конечно, он слабоват, но если мы не будем его жалеть, то, думаю, будем в полном порядке…

Перейти на страницу:

Все книги серии overdrive

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза