Я прихожу в зал заседаний первым. Луис Керрутерс бежит за мной как щенок, путаясь у меня под ногами, и садится рядом со мной, а это значит, что мне придется выключить плейер. На нем шерстяной спортивный пиджак из шотландки, шерстяные брюки, хлопчатобумажная рубашка от Hugo Boss и галстук с узором пейсли; брюки, по-моему, от Brooks Brothers. Он начинает трепаться о «Propheteers», ресторане в Фениксе, о котором мне и вправду было бы интересно узнать, но только не от Луиса Керрутерса, хотя принятый валиум в количестве десяти миллиграммов слегка примиряет меня с действительностью. В сегодняшнем
— Эти клиенты
— И ты без проблем заказал столик в «Propheteers»? — спрашиваю я, прерывая его на полуслове.
— Ага. Без проблем, — говорит он. — Мы поздно приехали.
— А что вы заказывали? — интересуюсь я.
— Я взял устриц-пашот, lotte[16]
и ореховый торт.— Я слышал, lotte там хороший, — бормочу я, думая о своем.
— Клиент заказал boudin blanс[17]
, жареного цыпленка и сырный торт, — говорит он.— Сырный торт? — говорю я, смущенный этим пошлым, неправильным списком. — А цыпленок был под соусом или с фруктами? И как его подавали?
— Никак, Патрик, — говорит он, тоже смутившись. — Он был…просто жареный.
— А сырный торт был какой? Теплый? Из какого сыра — рикотта? Или овечьего? Украшенный цветами или посыпанный листьями кориандра?
— Он был…обычный, — говорит Луис, а потом вдруг заявляет: — Патрик, ты вспотел.
— А что баба клиента? — спрашиваю я, не обращая внимания на его слова. — Она что заказывала?
— Салат по-деревенски, гребешков и лимонный пирог.
— А гребешки были на гриле? Сашими? А сколько сортов? — спрашиваю я. — Или они были
— Нет, Патрик, — говорит Луис. — Они были…жареные.
В зале воцаряется тишина. Я перевариваю информацию и формулирую следующий вопрос.
— Что значит «жареные», Луис?
— Я точно не знаю, — говорит он. — Но, по-моему, для этого требуется…сковорода.
— Вино? — спрашиваю я.
— Белое, совиньон, 1985 года, — говорит он. — Иорданское. Две бутылки.
— Машина? — спрашиваю я. — Вы, когда были в Фениксе, брали напрокат машину?
— БМВ, — он улыбается. — Маленький черный бимер.
— Ага, — бормочу я, вспоминая прошлую ночь, когда я полностью отключился на стоянке возле «Nell's» — изо рта шла пена, я ни о чем не мог думать, только о насекомых, о целой куче насекомых, изо рта шла пена, и я, кажется, бросался на голубей, с пеной на губах бросался на голубей. — Феникс. Дженет Лей была из Феникса…
Я замолкаю на пару секунд и продолжаю:
— Ее зарезали в душе. Печальное зрелище.
Я опять умолкаю.
— Даже кровь была не похожа на настоящую.
— Слушай, Патрик, — говорит Луис и сует мне в руку свой носовой платок, мои пальцы непроизвольно сжались в кулак, когда он ко мне прикоснулся. — На следующей неделе мы с Диблом обедаем в Йельском клубе. Не хочешь присоединиться?
— Можно. — Я думаю о ногах Кортни. Ее ноги раздвинуты широко-широко, ее ноги обхватили мое лицо, и когда я смотрю на Луиса, то на мгновение мне кажется, что у него вместо головы — говорящая вагина, и я пугаюсь до полусмерти, и несу какую-то чушь, вытирая пот со лба. — Хороший костюм, Луис.
Я и сам не понял, с чего бы вдруг это брякнул.
Он таращится на меня, словно громом пораженный, а потом вдруг краснеет, смущается и теребит лацканы пиджака.
— Спасибо, Пат. Ты тоже отлично выглядишь… как всегда. — Он протягивает руку, чтобы дотронуться до моего галстука, но я ее перехватываю и говорю:
— Твоего комплимента мне вполне достаточно.
Входит Рид Томпсон, в шерстяном двубортном костюме на четырех пуговицах, полосатой хлопчатобумажной рубашке и шелковом галстуке (все — от Armani), на ногах у него — пошловатые темно-синие хлопчатобумажные носки от Interwoven и черные туфли от Ferragamo (в точности, как мои), ногти наманикюренына ногтях — маникюр, в одной руке —