Американский психопат

Я снимаю очки Wayfarer и протягиваю их ему. Может быть, я и вправду убил Солли, хотя я уверен, что среди убитых мною в последнее время таксистов не было американцев. Наверное, да. Возможно, есть плакат «В розыске» с моей фотографией… где? В месте, где стоят такси? Как оно называется? Таксист примеряет мои очки, смотрит на себя в зеркальце заднего вида, снимает их. Сложив, убирает их в карман куртки.

– Тебе конец, – зловеще улыбаюсь я ему.

– А ты яппи-говнюк, – говорит он.

– Тебе конец, Абдулла, – не шутя, повторяю я. – Уж будь уверен.

– Да? А ты говнюк-яппи. Что хуже?

Он заводит машину и отъезжает от меня.

Я иду назад на хайвей, вдруг внезапно останавливаюсь, задыхаясь от слез, мое горло сжимается. «Я просто хочу… – Устремив взгляд к линии горизонта, вытирая лицо, я бормочу: – Чтобы игра продолжалась». Пока я стою, застыв в размышлении, рядом с постером «Трехгрошовой оперы» на пустынной автобусной остановке появляется какая-то старая женщина. Бездомная нищенка прихрамывает, ее лицо покрыто язвами, напоминающими жуков, и она вытягивает вперед дрожащую красную руку.

– Ох, пожалуйста, не убралась бы ты, – вздыхаю я.

Она советует мне подстричься.

«У Гарри»

В пятницу вечером мы с ребятами уходим с работы пораньше и идем к «Гарри» таким составом: Тим Прайс, Крейг Макдермотт, я и Престон Гудрич, который сейчас встречается с весьма симпатичной девкой, которую, кажется, зовут Сливка: это не фамилия, а вроде как имя – просто Сливка, актриса и фотомодель и, по общему мнению, клевая девка. Мы спорим, куда пойти ужинать: в «Восточный фламинго», в «Устричный бар», в «220», к «Майклу», в «Ориент-спаго» или в «Цирк». С нами еще Роберт Фаррелл. На столе перед ним – Lotus Quotrek, портативный интерактивный коммуникатор, позволяющий узнавать котировки акций. Роберт нажимает кнопки, и на экране высвечиваются результаты последних торгов. Кто как одет? Макдермотт: кашемировый спортивный пиджак, шерстяные брюки, шелковый галстук, все от Hermès. Фаррелл: кашемировый пиджак, кожаные туфли, брюки из шерстяной саржи, все от Garrick Anderson. На мне шерстяной костюм от Armani, туфли Allen Edmonds, карманный платок от Brooks Brothers. Еще на ком-то – шерстяной костюм от Anderson and Sheppard. Кто-то, очень похожий на Тодда Лаудера – вполне может быть, что это он и есть, – показывает нам большой палец из дальнего конца зала. И т. д. и т. п.

По обыкновению, мы задаем друг другу вопросы, но сегодня почти все вопросы адресованы мне, как то: когда уместно, а когда неуместно носить карманные платки и действуют ли для них те же правила, что и для белых смокингов? Есть ли какая-то разница между мокасинами и полуспортивными туфлями? Твой хлопчатобумажный матрас просел, и на нем неудобно спать – что ты будешь делать? Как оценить качество компакт-диска при покупке? Какой галстучный узел выпирает меньше виндзорского? Как сохранить эластичность свитера? Как правильно выбрать пальто из шерсти барашка после первой стрижки?

Я, разумеется, думаю о другом и размышляю над собственными вопросами: подсел ли я на фитнес? Можно ли назвать меня противником общепринятых правил и норм? Могу я устроить себе свидание с Синди Кроуфорд? Если у тебя знак зодиака – Весы, это о чем-нибудь говорит, и если да, то как это доказать? Сегодня я был одержим идеей отправить по факсу кровь Сары, нацеженную мною из ее вагины, в ее офис в Манхэттене, и не пошел в тренажерный зал, потому что буквально на днях доделал ожерелье из позвонков какой-то из девиц, так что мне хотелось побыть дома и помастурбировать в белой мраморной ванне, надев ожерелье на шею, – что я и сделал, рыча и отфыркиваясь, как какой-нибудь дикий зверь. Потом я посмотрел кино про пять лесбиянок и десять вибраторов. Моя любимая рок-группа: Talking Heads. Любимый алкогольный напиток: «J&B» или «Абсолют» со льдом. Любимое телешоу: «Поздней ночью с Дэвидом Леттерманом». Любимый безалкогольный напиток: диетическая пепси. Минеральная вода: «Эвиан». Вид спорта: бейсбол.

Разговор идет как бы сам по себе – никакой темы, никаких четких конструкций, никакой объединяющей логики или чувства, за исключением, разумеется, его собственной скрытой, законспирированной логики. Просто слова, и, как в иностранном фильме с некачественным дубляжем, они накладываются друг на друга, так что почти ничего не слышно. Мне трудно сосредоточиться, потому что в последнее время со мной разговаривают банкоматы и порой высвечивают на экране странные обращения зелеными буквами, типа «Разнеси все к чертям в Sotheby’s», или «Убей президента», или «Скорми мне бродячую кошку», и еще меня до смерти напугала парковая скамейка, которая гналась за мной шесть кварталов – вечером в прошлый понедельник – и тоже пыталась со мной заговорить. К разрушениям я отношусь очень спокойно. Для меня это естественно. Так что мой вклад в общую беседу ограничивается встревоженным высказыванием:

– Я никуда не пойду, если у нас не заказан столик. У нас заказано где-нибудь или нет?