Читаем Американский психопат полностью

Я прихожу в зал заседаний первым. Луис Каррузерс бежит следом как щенок, путаясь у меня под ногами, и садится рядом со мной, а это значит, что мне придется выключить плеер. На нем шерстяной спортивный пиджак из шотландки, шерстяные брюки, хлопчатобумажная рубашка от Hugo Boss и галстук с узором пейсли; брюки, по-моему, от Brooks Brothers. Он начинает трепаться о «Профитёрах»[12], ресторане в Финиксе, о котором мне и вправду было бы интересно узнать, но только не от Луиса Каррузерса, хотя принятый валиум в количестве десяти миллиграммов слегка примиряет меня с действительностью. В сегодняшнем «Шоу Патти Винтерс» выступали потомки участников «Группы Доннера».

– Эти клиенты совсем придурочные, однозначно, – говорит Луис. – Хотели пригласить меня на местных «Отверженных», а я уже видел их в Лондоне, но…

– И ты без проблем заказал столик в «Профитёрах»? – спрашиваю я, прерывая его на полуслове.

– Ага. Без проблем, – говорит он. – Мы поздно приехали.

– А что вы заказывали? – интересуюсь я.

– Я взял устриц пашот, lotte[13] и ореховый торт.

– Я слышал, lotte там хороший, – бормочу я, думая о своем.

– Клиент заказал boudin blanc[14], жареного цыпленка и сырный торт, – говорит он.

– Сырный торт? – говорю я, смущенный этим пошлым, неправильным списком. – А цыпленок был под соусом или с фруктами? И как его подавали?

– Никак, Патрик, – говорит он, тоже смутившись. – Он был… просто жареный.

– А сырный торт был какой? Теплый? Из какого сыра – рикотта? Или овечьего? Украшенный цветами или посыпанный листьями кориандра?

– Он был… обычный, – говорит Луис, а потом вдруг заявляет: – Патрик, ты вспотел.

– А что баба клиента? – спрашиваю я, не обращая внимания на его слова. – Она что заказывала?

– Салат по-деревенски, гребешков и лимонный пирог.

– А гребешки были на гриле? Сашими? А сколько сортов? – спрашиваю я. – Или они были запеченные?

– Нет, Патрик, – говорит Луис. – Они были… жареные.

В зале воцаряется тишина. Я перевариваю информацию и формулирую следующий вопрос:

– Что значит «жареные», Луис?

– Я точно не знаю, – говорит он. – Но, по-моему, для этого требуется… сковорода.

– Вино? – спрашиваю я.

– Белое, совиньон, восемьдесят пятого года, – говорит он. – «Джордан». Две бутылки.

– Машина? – спрашиваю я. – Вы, когда были в Финиксе, брали напрокат машину?

– «БМВ». – Он улыбается. – Маленький черный бумер.

– Ага, – бормочу я, вспоминая прошлую ночь, когда я полностью отключился на стоянке возле «Нелль»: изо рта шла пена, я ни о чем не мог думать, только о насекомых, о целой куче насекомых, изо рта шла пена, и я, кажется, бросался на голубей, с пеной на губах бросался на голубей. – Финикс. Дженет Ли была из Финикса… – Я замолкаю на пару секунд и продолжаю: – Ее зарезали в душе. Халтурная сцена. – Я опять умолкаю. – Даже кровь была не похожа на настоящую.

– Слушай, Патрик, – говорит Луис и сует мне в руку свой носовой платок, мои пальцы непроизвольно сжались в кулак, когда он ко мне прикоснулся. – На следующей неделе мы с Дибблом обедаем в Йельском клубе. Не хочешь присоединиться?

– Можно. – Я думаю о ногах Кортни. Ее ноги раздвинуты широко-широко, ее ноги обхватили мое лицо, и когда я смотрю на Луиса, то на мгновение мне кажется, что у него вместо головы – говорящая вагина, и я пугаюсь до полусмерти и несу какую-то чушь, вытирая пот со лба. – Хороший костюм, Луис. – Я и сам не понял, с чего бы вдруг это брякнул.

Он таращится на меня, словно громом пораженный, а потом вдруг краснеет, смущается и теребит лацканы пиджака:

– Спасибо, Пат. Ты тоже отлично выглядишь… как всегда. – Он протягивает руку, чтобы дотронуться до моего галстука, но я ее перехватываю и говорю:

– Твоего комплимента мне вполне достаточно.

Входит Рид Томпсон, в шерстяном двубортном костюме на четырех пуговицах, полосатой хлопчатобумажной рубашке и шелковом галстуке (все – от Armani), на ногах у него пошловатые темно-синие хлопчатобумажные носки от Interwoven и черные туфли от Ferragamo (в точности как мои), на ногтях – маникюр, в одной руке – «Wall Street Journal», а через другую руку небрежно перекинуто твидовое пальто от Bill Kaiserman. Он кивает нам и садится напротив. Вскоре появляется Тодд Бродерик, в полосатом двубортном костюме на шести пуговицах, хлопчатобумажной рубашке в полоску и шелковом галстуке, все от Polo, плюс роскошный платок в нагрудном кармане, наверняка тоже от Polo. За ним входит Макдермотт, у него в руках «New York Magazine» и утренний выпуск «Financial Times», на нем новые очки от Oliver Peoples в оправе из красного дерева и черный с белым однобортный костюм в «гусиную лапку» с V-образными лацканами, полосатая хлопчатобумажная рубашка с широким воротничком и шелковый галстук с узором пейсли, все от John Reyle.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза