Американский Шерлок Холмс

Когда хозяйка дома ушла, Ник Картер глубоко задумался. Он убедился, что его предчувствие относительно внезапной кончины Иосифа дель Корона и возвращения Транкилино на гасиенду не обмануло его.

Но что же такое произошло с Транкилино? Почему он не хотел узнать Ника Картера?

Это таинственное дело с новой силой заинтересовало Ника Картера и он решил во что бы то ни стало раскрыть тайну и оградить Транкилино от грядущих бед.

Он увидел, как Транкилино верхом на довольно большом пони поехал по дорожке в тени высоких деревьев, и решил последовать за ним.

Он взял шляпу, сбежал с веранды вниз и отправился вслед за мальчиком, скрывшимся уже за поворотом.

Это была та же дорожка, о которой Транкилино рассказывал ему в Нью-Йорке. Она вела к двум источникам, холодному и горячему.

Ник Картер увидел мальчика лишь у самых источников. Он сидел на ступеньках каменной лестницы дома, выстроенного над горячим источником.

Увидев сыщика, Транкилино бросил на него равнодушный взгляд, пожал плечами и задумался.

Ник Картер остановился; ожидая, что Транкилино заговорит с ним.

Но когда мальчик даже не пошевельнулся, Ник Картер заговорил:

— Транкилино! Неужели ты меня совсем забыл? Прошло довольно много времени, пока мальчик наконец заговорил.

— Я никогда в жизни не видел вас!

Нику Картеру показалось, что он ослышался.

— Как? — воскликнул он. — Неужели ты на самом деле не помнишь меня?

— Нет, не помню! Я уже сказал, вы для меня чужой человек!

— Этого не может быть! Посмотри-ка на меня! Неужели ты будешь утверждать, что не знаешь меня, Ника Картера?

— Я никакого Ника Картера не знаю!

— Неужели ты не помнишь, что два месяца тому назад я нашел тебя на улице, под дождем, что я взял тебя к себе домой и там обращался с тобой, как с родным сыном?

— Вы меня извините, — ответил Транкилино, слегка бледнея, — но вы мне совершенно чужой! Я не знаю, о чем вы говорите!

Он встал и направился к своему пони, да так и уехал бы, если бы Ник Картер не остановил его.

— Пусть я тебе буду чужой, — сказал он, — но ведь это нам не мешает побеседовать немного. Быть может, ты даже этого не хочешь?

— Мне приказано не вступать в беседы чужими, — робко оглядываясь по сторонам, ответил Транкилино.

— Но ведь я гость твоей матери, и ты, конечно, понимаешь, что это значит.

— Понимаю.

— Та сеньора действительно твоя мать? — спросил Ник Картер, пытливо глядя мальчику в глаза.

На лице Транкилино появилось выражение злобы и ненависти, так что Ник Картер в изумлении даже отступил на шаг.

Но вдруг мальчик произнес таким же спокойным тоном, как и раньше:

— Да, она моя мать!

— А когда ты сидел в Нью-Йорке на лестнице моего дома, то за тобой приехала твоя мать?

Но Транкилино ответил, как будто повторяя заученный урок:

— Я никогда не был в вашем доме и снова повторяю то, что я уже говорил: я вас не знаю!

Ник Картер потерял терпение.

Он взял мальчика за плечи, посмотрел ему в лицо и сказал:

— Много есть дурных качеств у людей, мой милый, но одним из наихудших считается неблагодарность! Ты мексиканец, да еще сын дворянина и должен был бы знать, что человек, в доме которого ты прожил некоторое время, который избавил тебя от весьма неприятного положения, заслуживает благодарности!

Транкилино сильно вздрогнул, но ответил снова:

— Я вас не знаю! Вы совершенно чужой!

Ник Картер понял, что таким путем ничего не добьется и потому избрал другую тактику.

— Как поживает Панчо?

На глазах мальчика сейчас же выступили слезы, он отвернулся в сторону и тихо ответил:

— Панчо умер.

— Неужели? Как так?

— Его застрелили.

— Не знаешь ли ты, кто застрелил его?

— Точно не знаю, но я слышал, что его убил один из рабочих.

— Находился ли ты здесь на гасиенде в день убийства?

— Нет.

— А где же ты был?

— Я был далеко отсюда, вместе с моей мамой, — нерешительно ответил Транкилино.

Ник Картер заметил, что мальчик раньше всегда говорил «мать», а тут вдруг сказал «мама». На испанском языке разница гораздо значительнее, чем на других языках.

Вот почему Ник Картер сразу заподозрил, что с сеньорой Мерседес что-то неладно.

— А где твоя няня Анита? — спросил он.

— Она тоже умерла.

— Это очень печально. Значит, у тебя совсем уже нет друзей?

Транкилино коротко ответил «нет», но в этом слове слышна была такая скорбь, такое безнадежное отчаяние, что Нику Картеру стало глубоко жаль бедного мальчика.

— И твой отец тоже умер?

— Да, — еле слышно ответил Транкилино, стараясь не расплакаться.

— Не знаешь ли ты, где именно он умер?

— Не знаю.

— Значит, ты его не видел больше с тех пор, как он уехал в Сан-Хуан дель Илоя?

— Нет.

— А кто тебе сказал, что он умер?

— Вот те, — ответил мальчик, указывая пальцем по направлению к дому.

— Кто это — те? — спросил Ник Картер.

— Тот человек, который назвал себя управляющим, дон Патрицио Берналь и моя… моя… мама!

— Почему ты ее называешь «мама»? Ведь ты всегда говорил «мать»? Разве ты теперь уже не говоришь так?