Читаем Американский снайпер. Автобиография самого смертоносного снайпера XXI века полностью

Химическая тревога

Британцы прибыли в первой половине дня. К тому моменту бой уже закончился. Конечно, мы не могли удержаться, чтобы не подколоть их.

«Добро пожаловать. Сражение окончено, – сообщили мы. – Здесь безопасно».

Сомневаюсь, что они поняли юмор, разговаривать было довольно трудно. Англичане очень смешно говорят по-английски. Совершенно обессиленные, мы через ворота прошли внутрь нефтяного комплекса к зданию, которое было полностью разрушено во время недавнего боя. Мы устроились в руинах между груд мусора и заснули.

Через несколько часов я поднялся. Большинство парней из моей роты тоже были на ногах. Мы вышли наружу и начали проверку периметра нефтяных полей. Во время этой процедуры мы обнаружили некоторые из якобы отсутствующих у иракцев средств ПВО. Но данные разведки не нуждались в обновлении – эти средства ПВО были уже не в той форме, чтобы кого-то побеспокоить.

Повсюду лежали мертвые тела. Мы видели одного парня, которому в буквальном смысле слова оторвало задницу. Он истек кровью до смерти, но перед этим сделал все возможное, чтобы уползти от самолетов. В грязи остался кровавый след.

Пока мы занимались этим осмотром, я заметил вдалеке пикап. Он двигался по дороге и остановился менее чем в миле от нас.

Белые гражданские пикапы использовались иракцами в военных целях на протяжении всей кампании. Чаще всего это были версии Toyota Hilux, компактного пикапа, существующего во множестве вариантов. (В Соединенных Штатах Hilux часто называют SR5; эта модель в Америке давно уже не продается, но в других странах она довольно популярна.) Не вполне понимая, что происходит, мы уставились на грузовичок, пока не услышали странный звук.

Что-то шлепнулось в нескольких метрах от нас. Иракцы обстреляли нас из миномета, установленного в кузове пикапа. Мина, не причинив нам вреда, утонула в пропитанной нефтью грязи.

«Слава Богу, она не взорвалась, – сказал кто-то. – Мы были бы мертвы». Белый дымок начал куриться над тем местом, где мина ушла в грязь. «Газы!» – закричал кто-то.

Мы со всех ног рванули обратно к воротам. Но еще до того, как нам удалось их достичь, английский часовой захлопнул створки и отказался их открывать.

«Вы не можете войти, – прокричал один из них. – Вы были в зоне химического поражения!»

В то время как «кобры» [49]  Корпуса морской пехоты пролетали над нашими головами, чтобы позаботиться о грузовичке с минометом, мы пытались определить, умираем ли мы или же еще нет.

Когда спустя несколько минут мы обнаружили, что все еще дышим, был сделан вывод о том, что дым на месте падения мины представлял собой… просто дым. Или, может быть, пар, шедший от грязи. Или что-то еще. Что-то шипело в песке, но не взорвалось, и газа тоже не было.

Какое облегчение.

Шатт-эль-Араб

Когда на полуострове аль-Фао операция была закончена, мы вытащили два из наших DPV и выехали на дорогу, ведущую на север к реке Шатт-эль-Араб. Эта река, впадающая в Персидский залив, разделяет Иран и Ирак. Мы должны были предотвратить возможные атаки террористов-самоубийц на катерах и спуск по реке плавающих мин. Мы обнаружили старую погранзаставу, брошенную иракцами, и устроили в ней наблюдательный пост.

Наши правила ведения войны были очень просты: если ты видишь кого-то в возрасте от шестнадцати до шестидесяти пяти, и это мужчина, стреляй в него. Убивай каждого мужчину, которого видишь.

Конечно, никто не объявлял нам об этом официально, но идея была именно такая. Но сейчас, когда перед нами был Иран, мы получили четкий приказ не открывать огня, по крайней мере, в сторону Ирана.

Каждый вечер нас будут обстреливать с другого берега реки. При этом мы не сможем открыть огонь, не запросив разрешения вышестоящего начальства. Ответ всегда будет четким: «НЕТ!» Очень громко и ясно.

Оглядываясь назад, я понимаю, что это было очень разумно. Самым тяжелым нашим вооружением были два «шестидесятых» и «Карл Густав». У иранцев была многочисленная артиллерия и хорошо пристрелянные ориентиры. Им ничего не стоило расстрелять нас. Фактически им только того и надо было, что втянуть нас в перестрелку, после чего они могли бы нас убить.

Впрочем, тогда нас это ужасно злило. Кто-то по тебе стреляет, а ты не можешь выстрелить в ответ.

После воодушевляющего начала войны мы заскучали. Мы просто сидели на месте и ничего не делали. У одного из наших парней была видеокамера, и мы занимались тем, что хохмили и записывали это. Больше заняться было нечем. Мы собрали брошенное иракцами оружие и боеприпасы в большую кучу, чтобы взорвать. Иракцы не посылали лодки в нашу сторону, а иранцы делали по одному выстрелу и ждали ответной реакции. Чуть ли не самым интересным развлечением у нас было пробраться в воду и помочиться в сторону Ирана.

В течение нескольких недель мы по очереди дежурили на посту: двое несут вахту, четверо отдыхают, контролируя радиоэфир и наблюдая за рекой. В конце концов нам на смену прислали других «котиков», а нас отослали обратно в Кувейт.

Бег к багдаду

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное