Американское сало (СИ)

— Наша и правильная, говоришь, — усмехнулся Янушевич, — ну, давай тогда, если так, в пятницу, посмотри там в распорядок, может после ужина, ты погляди.

— Хорошо, Виктор Васильевич, — довольно сказал Козак, задом уже отходя к большим двустворчатым дверям.

* * *

— Вот ведь ебунец какой неугомонный, — выйдя из кабинета в приемную и покачав головою, про себя подумал Козак, — два года отсидел за изнасилование, а и в президентском кресле все еще про сексуальный мотив думку думает.

Николаю Козаку было тридцать пять лет. Кадровый офицер службы безопасности, еще из бывшего КГБ СССР. Бывал в горячих точках, а так — молодой, да из ранних. Заметен мужской красотой и офицерской выправкой, а оттого в разведчики не годился, потому как разведчик должен быть неказист, сутул и неприметен. Вот, поэтому, такие красавцы, вроде Коли Козака, они только в службу личной безопасности высших государственных лиц, где эти высшие лица гордятся своими охранниками, как иные барышни гордятся своими породистыми собачками.

А с Аллой Лисовской Николай познакомился в Отделе связей с общественностью Дома правительства Украины. Через Николая, как главного советника по безопасности все аккредитации проходили. Ну, принесли ему на визирование новую пачку журналистских резюме, а там фотографии шесть на восемь цветные. Глядит Николай на самое первое резюме, а с фото на него весело смотрит такая улыбчивая и такая задорная дивчина, что дрогнуло сердце запорожца, лично решил с девушкой побеседовать. В резюме и телефончик имелся. Позвонил… Забил стрелочку, пользуясь своим служебным положением, так сказать. Ему же, как советнику президента, треба увсё выяснить — кто и с кем, кто, где когда?

— Это Алла? Это Николай… Я договорился, будет интервью…

— Правда! — обрадовалась телефонная виз-а-ви.

— Правда, — улыбнулся в трубку Николай, — когда увидимся?

— Можно завтра, в том же самом кафе на Крещатике, где первый раз, ладно?

4

Справжній швейцарський годинник «Пате Симон» і «Тіссо» кращий подарунок вашому улюбленому чоловікові в магазинах «Пате» на Хрещатику.

Возле стойки «Украинских авиалиний», в короткой очереди на регистрацию, Воздвиженский увидал знакомую и аж до дрожи в затылке родную спину. Эту спину, ни с какой другой спиной Евгений спутать не мог. Два года в строю за нею вышагивал… Два года, стоя во второй шеренге, носом своим упирался в нее.

— Павло!

Да, это был Павло Ксендзюк.

И вот, объятия, похлопывания по спинам и по плечам, поцелуи, снова похлопывания.

— Ты хде? — с мягким хохляцким «г» улыбчиво поинтересовался Ксендзюк, и не дожидаясь ответа, стал излагать свою биографию, — а я теперь в Торонто у в Канаде, маю хату, три кары, пять чылдрэнят.

— Давно не видались, — слегка отстраняясь, сказал Воздвиженский.

— Ага, с самого Душанбе, как нас расформировали после вывода, — уже почти перейдя на русский, согласился Павло.

Павло. Его командир взвода. Командир взвода прапорщик Ксендзюк. Афганский хохол, как все звали его тогда в Баграме и в Кандагаре.

— Я ж при Горбаче запаковался — упаковался весь, — блеснув дентальной жемчужностью американской стоматологии, добродушно пояснил Павло, — кому война, а кому мать родна! Тыж понимаешь!

— Я понимаю, — улыбнулся в ответ Воздвиженский, — а что теперь там?

Сказав это слово «там», Евгений махнул в сторону воображаемого запада.

— Там? — вздохнув, переспросил Ксендзюк, — а там бизнес у меня, жрачка, сальце шмальце, тыж понимаешь, хохол без лычки, да без склада, где тушонка — не хохол!

Добродушно поржав, прошли в буфет.

— Виски, водку? — участливо поинтересовался Воздвиженский.

— Не, я у в Канаде на бурбон перешел, — покачал головой Ксендзюк, — та же наша украиньска горилка, только з кукурузы!

— Два Джим Бима, — сказал бармену Евгений.

— Ага, — согласно кивнул Ксендзюк, и буркнув что-то насчет нигде не принимаемых канадских долларов и золотой «визы» чейз-манхэттен банка, которую тоже не везде принимают «тут в Крыму», императивом предложил пить «на счет старого афганского дружбана Воздвиженского».

— У тебя ведь сын, Василек, как он? — после второго Джим Бима поинтересовался Ксендзюк.

— Да вот вырос уже, — вздохнул Воздвиженский, — тоже вот бизнесом занимается.

— Каким бизнесом? — почти с профессиональным американским интересом спросил Ксендзюк.

— Рок и поп группы украинские в Москву возит, вроде промоутера и пи-ар менеджера у них там, — невесело ответил Воздвиженский.

— Что? Дела не очень чтобы очень? — хмыкнул Ксендзюк.

— Да, чем бы дитятко не маялось, лишь бы не плакало, — ответил Воздвиженский и приказав бармену по третьему Джим Биму, предложил выпить за Афган и за пацанов, что прилетели оттуда в Союз «черными тюльпанами».

Выпили не чокаясь.

— Слыш, братан, — обратился вдруг к бармену Ксендзюк, — сделай-ка телевизор погромче, что-то там интересное и кстати кажут.