Американское время. 1970 – 1979 годы

Несколько специалистов сразу приступили к работе, и вскоре у одного из иллюминаторов появилось свободное пространство. Открывшийся обзор был, конечно, не совсем тот, который требовался режиссеру, да и оператору было неудобно работать, но уже никто не возмущался.

Второй иллюминатор не освобождали. На эту работу потребовалось бы более суток времени.

Однако, взамен Климанов сделал режиссеру подарок. Предвидя, что в процессе съемок обязательно возникнет вопрос и об иллюминаторе бытового отсека, его тоже освободили. А так как он располагался как раз напротив выходного люка бытового отсека, то лучшей точки съемки оператор не мог и желать.

Режиссер в восхищении только развел руками.

– Вот это другое дело! Спасибо вам!

Все это время готовились к своим съемкам и фотокорреспонденты. От ТАСС

А. Пушкарев и от АПН А. Моклецов. Они рассчитывали, что при хорошем киношном освещении, у них могут получиться удачные контрольные кадры с космонавтами. Но для этого и им нужно было заранее найти несколько хороших точек для съемки. Причем, такие, чтобы не мешать операторам.

Моклецов выбрал себе площадку обзора у входа в тренажерный зал. Пушкарев расположился под самым потолком, забравшись на бытовой отсек. Сверху хорошо был виден подход космонавтов к возвращаемому аппарату на фоне панорамы всего тренажного зала. Туда хорош был виден и подход бортинженера, который должен был по лестнице подняться в бытовой отсек.

Экипаж появился в зале точно в оговоренное время, и сразу ушел в комнату подготовки. Им предстояло переодеться в стартовые скафандры, и теперь уже конкретно обсудить с режиссером процедуру съемок.

Вскоре все было готово и решено. Космонавты вошли в зал в белых скафандрах с синими вертикальными полосами. Они весело улыбались, наблюдая за последними приготовления. Их немного забавляло то обстоятельство, что они оказались в роли артистов, да еще главных действующих лиц.

– Павел Романович, – режиссер сразу приступил к делу. – Снимаем первую сцену. Вам надо пройти вот отсюда и до этой метки, – режиссер показал отмеченный мелом участок.

– Ясно. Мы готовы, – встал на исходную позицию Попович.

– Камера…Свет…Пошли, – режиссер взмахнул рукой.

Зажглись ярким солнцем прожектора, вперед двинулись космонавты, застрекотал киноаппарат, затаили дыхание немногочисленные наблюдатели из специалистов тренажера.

Первая съемка закончилась, но что-то все же не понравилось оператору. Он быстро сменил камеру, и попросил повторить прохождение участка.

Попович все еще улыбаясь, осторожно вытер пот со лба, позвал бортинженера.

– Юра, давай задний ход. Они еще не начали.

Молчаливый Артюхин тоже возвратился к исходному рубежу. Все началось сначала.

– Готовы?…Камера…Свет…Пошли, – и снова после извинений. – Готовы?…Камера…Свет…Пошли.

Вот это свет и доставлял космонавтам наибольшие неприятности. Яркость прожекторов не уступала знойному солнцу, а скафандр предназначен для работы с ним в корабле при использовании специальной принудительной вентиляции. Один-два проход были еще терпимы, но, как показывали обстоятельства, до посадки в корабль было еще далеко. Режиссер и оператор, почувствовав покладистость космонавтов, старались использовать момент в полной мере. А космонавты, обливаясь потом, терпели неудобства, понимая и сложности кинопроизводства и цели, которым служили эти съемки.

Прошло, наверное, полчаса, прежде чем после очередного дубля космонавты мужественно добрались к пульту инструктора, выслушали доклад начальника тренажера о готовности к тренировкам, и облегченно вздохнули – закончен предпоследний этап.

Казалось теперь все – быстренько преодолеть последние метры, нырнуть в возвращаемый аппарат и подключиться к системе вентиляции.

Артюхин было подумал, что на этот раз удачное прохождение получится у них с первого раза. Но он не успел ступить ногой на спасительную лестницу, как режиссер остановил его, и попросил вернуться к пульту инструктора.

– Прошу! Очень прошу вас, – с горячностью развел руками режиссер. – Делайте все так, как на тренировке, и все будет отлично. А сейчас вы слишком скованы. Держитесь свободней. Не кино, а театр какой-то получается.

– Будто ты знаешь, как я сажусь в корабль, – проворчал Артюхин. – У меня ноги уже по колено в воде! Разве такое может быть перед стартом?!

Попович положил успокаивающе руку на плечо своему бортинженеру. Однако, тут же добавил.

– На тренировках мы не думаем о том, какое впечатление производим. Вышли, прошли, сели. Говорят, что ходим как утки. Но ведь здесь не проспект Горького. Да и ходим мы две-три минуты. Но уж никак не 30–40 минут.

– Я понимаю! Понимаю! – Волновался режиссер. – Но ведь я должен представить себе, как вы будете выглядеть в глазах миллионов зрителей. Надо подумать о том, как они будут вас воспринимать на экране. Мне хочется, чтобы вы понравились всем, и в тоже время были естественны как в жизни.

– Ладно. Кончаем базар, – Попович поднялся с кресла, на которое присел, – Давай команду. Пошли, Юра.

И снова дубль следовал за дублем, но каждый раз что-то не устраивало либо режиссера, либо оператора.