Амето

Наконец, сраженный их силой, он вздохнул и повлекся взглядом дальше и, - созерцая все прочее, не находил слов для похвал; легчайшая фата, прозрачная до того, что едва угадывалась зрением, приколотая высоко над узлом волос, струясь вдоль щек, обоими концами касалась прекрасного подбородка и, как могла, защищала от солнца и мраморную стройную шею, и нежный покатый затылок, достигая выреза платья, который плавным своим очертанием не утаивал округлых плеч. На них Амето взирал как нельзя прилежней, восхваляя их за дивную красоту вместе с теми сокрытыми прелестями, что едва обозначались сквозь тесные покровы порукой юному возрасту нимфы; и, вздумай он в тот миг просить о чем-нибудь, он испросил бы ее объятий, подобных объятиям Юноны, и прикосновенья белоснежных рук с тонкими продолговатыми пальцами в золотых кольцах. Пока она, статная собой, шествовала к лужайке, Амето успел приметить и маленькую ступню, а благодаря легким дуновеньям, от которых взвивались края одежды, заглянув чуть дальше, сумел разглядеть и округлую, ничем не облаченную ножку, чьей белизны не могли затенить покровы, касавшиеся зеленых, привольно растущих трав. Как желалось бы ему увидеть и больше, но нет, тщетно утомлял он глаза; наконец, оторвавшись от нее взглядом, обратился к другой, той, что в строгих одеждах шествовала следом в окружении подруг. Долго с превеликим изумлением он любовался ею, не в силах уразуметь, взаправду ли он видит то, что видит, не сон ли это, не спящего ли вознесли его всевышние к своим престолам для созерцания столь великого блага; нет, повторяет, это не сон, - но только перестанет твердить, как снова усомнится; а сам все смотрит на то, что так любезно его глазам. Высокий стан нимфы облегали розовые одежды, как и у других, украшенные драгоценными пряжками; только на этот раз золотая застежка, скрепляющая покрывало, блистала не на груди, как у той, а на правом плече. Тончайшая накидка, собранная под левой рукой и переброшенная через нее зеленой изнанкой кверху, ниспадала к земле, - оставляя свободной ладонь с цветами, сорванными по пути в окрестных лесах; другой конец ее ниспадал с правого плеча и порой, относимый ветерком, стелился за спиной, как, впрочем, и расходящиеся по бокам полы платья. Ее золотистые волосы, не покрытые фатой, стягивал прелестный венок из барвинка, а из-под него по вискам выбивались золотистые прядки; не заботясь убрать их, она выглядела столь мило, что Амето только диву давался, любуясь ее лицом и все в нем восхваляя: и плавную линию лба, и не разлатые, но ровные брови, и глаза, которые он увидел такими же, какими предстали глаза и другие прелести Филомелы тирану Фракии; ее ослепительные щеки можно было уподобить разве что белой розе, еще не тронутой лучами солнца, а нос, должно расположенный, своей красотой мог бы возместить любой изъян, если бы таковой нашелся; маленький пунцовый рот, полураскрытый в улыбке, и округлый подбородок тотчас пленили бы всякого зрителя, который усладил бы ими уста еще охотней, чем зрение. Внимательно оглядев и белоснежное горло, и стройную шею, и плечи, н груди там, где их дозволено видеть, Амето все оценил по достоинству: и то, что обнажено, и то, что сокрыто; и сладострастным взглядом долго созерцал ступню, обутую лишь в тонкий и узкий черный башмачок, едва прикрывавший пальцы и оттеняющий своим цветом их белизну. Тем временем, покуда Амето предавался созерцанью, дамы приблизились к тому месту, где он сидел, поджидая их в одиночестве; поднявшись в честь их прихода, он сел не раньше, чем они, отложив лук и стрелы, утолили жажду; после чего, насытившись созерцаньем всех вместе и каждой по отдельности, радостно запел:

XVI

О боги, вас, в надмирной сфере сущих,

которой чище и прекрасней нет,

все блага и дарящих и несущих

и промыслом объемлющих весь свет,

вас, кто располагает к доброй цели

погоду и движение планет;

и Громовержца в царственном уделе,

кому всех прежде я творить готов

обеты, что огнем не оскудели,

благочестивейшим из голосов

я воспою за светлое виденье,

мне явленное в зелени лесов.

Тантал и Титий - все, кто в заточенье

Аидом скрыты, милых донн узрев,

возликовали бы, забыв мученья.

Вас, боги, сотворивших нежных дев,

изящных, мудрых, милых и прелестных,

вас, давших им пленительный напев,

вас, благосклонных и ко мне любезных,

прошу сберечь и честь их, и красу,

не пожалев им прелестей телесных.

И ты, кого до звезд превознесу,

Амур, душе неведомый недавно,

ты грубого меня нашел в лесу

и возродил, и я тебе исправно

служу с тех пор, как Лия песней путь

открыла мне светло и добронравно,

и в том моя сегодняшняя суть;

но ты, Амур, внимая восхваленьям,

старайся мне и в сердце заглянуть.

Тебе служа, я весь объят гореньем,

какое постараюсь передать

в речениях, исполненных смиреньем

перед тобой; ты дал мне увидать

свой луч, который брошен жгучим взором

той, что твою явила благодать

мне, дикому; не погрешив укором,

последую я за звездою сей

в благую даль под Лииным надзором.

Забыв и лук, и стрелы, и зверей

пугливых, я последую со страстью

за девами, которых нет милей,

кляня минуты, коими, к несчастью,