Амето

Выслушав материнскую волю, я прежде всего испросила прощения у моей богини и, заключив, что оно мне даровано, по благосклонному движению ее образа, отвечала, что готова к супружеству, но никогда не оставлю Дианы ради другой богини, если она сама меня не отвергнет. Моя мать, довольная, согласилась и, подыскав юношу по сердцу, чье приятное имя мне понравилось, выдала меня за него замуж. Когда меня привели к нему в дом, гости обильно осыпали мне голову зерном, даром Цереры, приказали сорвать три лепестка с венка Гименея, свидетеля моей чистоты и веселого гостя на свадьбе, и под звуки авзонийских инструментов и шумное веселье праздничной молодежи я вошла в спальню супруга, неся перед собой зажженные факелы счастливой, как мне тогда казалось, рукой. Счастливой, довольной могла бы я назваться в то время, если бы Юнона, покровительница брачных уз, не отдернула руку, наслав на нас горькие испытанья, - видно, не простила она мне того, что я не захотела ее дарам посвятить мою красоту, оставив Диану, чьих милостей л не могла забыть и в супружестве; и хотя, отпразднован свадьбу, я стала недостойна свиты Дианы, но сама не отступилась от богини, и ею не была отвергнута, когда, подобно Каллисто, предстала однажды у источника с бременем, от которого спустя срок разрешилась сыном.

Так я жила, не зная других богов, но вот недавно, когда я посещала храмы нашего города и особенно тот, чьи алтари мы почтили сегодня, нарядно убранная и красивая, некий юноша напел мне на ухо приятные стихи, и только он их пропел, как мне предстала святейшая Венера, спустившаяся с неба в таком же сиянье, в каком почтенному Анхизу, бегущему прочь от ужасного пламени, охватившего кровли, явился средь тьмы его предок. С первого же взгляда раскрылось перед ней мое теплое сердце, и она навечно проникла в него огнем, переменив во мне нравы, обычаи и привычки. Но так прочна была благосклонность ко мне Дианы, что она и тут меня не отвергла, напротив, я еще больше, как мне казалось, вошла к ней в милость. И вот когда грудь моя пылала огнем святейшей богини, я отправилась как-то одна погулять по лугам с луком и стрелами; и, нечаянно возведя глаза, увидела прямо перед собой в воздухе блистающую огнем колесницу, запряженную двумя драконами, подобно колеснице Медеи, спасавшейся от гонителя своего Тесея; правила ею надменная, сверкающая тем же огнем дева в чудных доспехах, в стальном шлеме с высоким гребнем, со щитом в руке, летя прямо к небу стремительнее пущенных тугой тетивой турецких стрел, которым нет равных. Подле нее восседал прекраснейший дух, зажженный ее огнем; и вместе они не раз пытались взять приступом высшие небесные сферы, но отвергнутые, скитаясь по воздуху и оглашая его надменными голосами, распевали такие стихи:

XXII

Когда бы Этна к мысу Лилибея

подвинула свой огненный чертог,

освободивши голову Тифея,

когда бы Апеннины с мощных ног,

а с рук сползли Пелор и гнет Пахина

и снова бы Тифей воспрянуть мог,

то все равно бы сила исполина

была ничтожна против наших сил,

хоть много зла творила беспричинно;

слабее нас и те, кто громоздил

на гору гору в дерзком произволе

и низложить Юпитера грозил

и небесами завладеть - доколе

грома Юпитер не решил метнуть,

и враг побит был на Флегрейском поле;

слабей и те, кого когда-нибудь

сожгла стрела небес - а значит, к небу,

не мешкая, проложим дерзкий путь,

И если небосвод нам на потребу

не отворят бессмертные - тогда

они рискуют угодить к Эребу,

или другая им грозит беда

к Плутону в бездну под глухие своды

строптивцев мы отправим навсегда;

а посему пусть неба верховоды

сочтут за честь внезапный наш приезд

и нас причислят в чин своей породы.

И наша доблесть все затмит окрест,

а благородству место не запасно

там, где богатству есть в достатке мест.

Могуча наша младость и прекрасна,

свободно сердце и душа вольна,

живем, не сокрушаясь ежечасно.

Ни башня, ни зубчатая стена

не сдержат нас; в стремленье непреклонном

нам нипочем ни толщь, ни крутизна.

Вверяясь огнедышащим драконам,

мы совершаем огненный полет

к непостижимым горним небосклонам.

Но если в небо нам закажут вход,

мы тотчас, уподобясь Фаэтону,

спалим надменный лучезарный свод

и всех богов, - докажем небосклону

и тем, кто не пустил нас на порог,

что отомстить умеем за препону

чем и наказан будет их порок.

XXIII