Амето

Погасит жар в своих волнах Диана,
и лук ее – обидчику грозит,
а месть ее ужасна и нежданна,

разгневавшись, богиня не щадит;

тому примером участь Актеона, —
он псами был затравлен и убит.

Всегдашняя защитница закона,

Астреи[72] справедливее она,
строга, непогрешима, непреклонна.

Кто нрав ее сумел постичь сполна

и внял его воздействию благому,
тому несносна ложь и не нужна,

чего не любит – не сулит другому,

и никого не обижает зря,
и рад служить знакомцу и чужому.

И, справедливость на земле творя,

она весы и меч горе подъемлет,
простых даря, заносчивых коря.

Когда же алчность злобная не дремлет —

мать распрей и начало всяких ссор —
и все своим могуществом объемлет,

она вершит над алчностью надзор,

и умеряет та свою природу,
поскольку суд неотвратим и скор;

И если б люди не жили в угоду

и низменной и злобной силе той,
они скорбей бы не знавали сроду.

Но те, кто каждодневною тщетой

на беды обрекли себя жестоко,
терзаются последнею бедой,

им уготованной по воле рока,

и молят, плача и стеная, ту,
что с их поступков не сводила ока.

И суд она свершит начистоту,

и гнев Юпитера огнем обрушит,
карая злобу и неправоту.

А кто с ней, благодатною, не дружит,

пусть от нее, неумолимой, тот
и месть и кару для себя заслужит;

и будет всяк, кто благостную ждет,

стократ блажен, а тот, кто злобой мучим,
с подобными себе в грехе умрет,

мир уступив и праведным и лучшим.

XXV

Умолкла сладостная песнь нежной девы, тешившая слух Амето так же, как слух Аргуса песнь Атлантова внука; в третий раз ощутив пламя в груди, он отвел взгляд от небесного лика и со вздохом подумал: «О Инах, хоть тебе все под силу, но не проще ли было обратить меня в Ибрида, а его в Амето, чем заменять молящей матери девочку Ифис мальчиком? О, как бы я желал быть превращенным в Ибрида и какие мольбы вознес бы тебе, если бы смел надеяться, что сподоблюсь такой благодати!» А вслух сказал, оглядев внимающих нимф: – О прекрасная дева, благородной речью и песнью последуйте примеру подруг. Видя, что эти слова обращены к ней, нимфа, облаченная в пурпур, прелестно рассмеялась и, закинув голову, приступила к рассказу:

XXVI