Кое-как перекрестившись, Митя вылез на обледеневший карниз (с этой стороны дома он был достаточно широк) и, пройдя по нему на дрожащих ногах, миновал угол дома и выбил большое окно на чердак, располагавшееся чуть выше основного уровня этажа. Этот переход Митя будет помнить до конца своей жизни. Несколько раз нога его не то чтобы соскальзывала, но дергалась, и дотоле абстрактная высота одиннадцатого этажа приобретала для Мити такую же убийственную ясность, какую для пленника По имел маятник, с безмятежной определенностью стремившийся перерубить ему горло. Пальцы его судорожно скребли старую штукатурку, а преодоление водосточной трубы стало вызовом более страшным, чем для Цезаря Рубикон. Он дошел – иначе о чем бы мы писали книгу? – но, ввалившись в по-быстрому разбитое локтем чердачное окно, чуть не потерял сознание от страха post factum и свалился на пол, потому что трясущиеся ноги не держали его. Мите понадобилось не меньше минуты, чтобы в висках перестала стучать кровь.
Чердак, конечно, был закрыт, и Митя, выругавшись, попытался выломать дверь, когда до него донеслось какое-то хрюканье. Совсем рядом, уютно завернувшись в толстое тряпье, спал человек, чья принадлежность к санкюлотам не вызывала никаких сомнений. Митя растолкал его. Его труды были вознаграждены – мужчина, общавшийся при помощи хрипа, объяснил ему, что, конечно, ключ от чердака у него есть, и он специально закрывается изнутри, чтобы не шлялся кто попало, а вот теперь пришелец и окно разбил, и, значит, пускай сам тут спит в таком холоде… Митя наскоро объяснил человеку теоретическую сторону вопросов жизни и смерти и, открыв замок, стал спускаться вниз, потратив лишь несколько секунд, чтобы взглянуть через окно на часы на Белом доме. Узнав таким образом, что стояло начало четвертого, он спустился во двор, поминутно вздрагивая от шорохов и боясь, как Бюсси, услышать на лестнице шаги убийц{33}. Но не было ни шагов, ни убийц. Митя вышел во двор и по стене стал красться к улице.
И тут его увидели из черной машины, припаркованной во дворе.
– Э, э! – заорал водитель и вылез, изготавливаясь преследовать Митю (наверняка в нарушение инструкции, которая предписывала ему хладнокровно сообщить о перемещении объекта по рации). Нестрогое соблюдение правил спасло ему жизнь, ибо тут же из окна Митиной квартиры с душераздирающим воплем вылетел человек, как будто вышвырнутый кем-то необычайно сильным, и с неприятным хлюпающим грохотом обрушился на крышу машины. Настала очередь орать по другому поводу. Водитель бросился к коллеге, пытаясь понять, есть ли жизнь в разломанном теле, а Митя, пользуясь тем, что в доме стали зажигать свет, открывать окна, возмущаться и грозиться MEnTами, бросился бежать. На углу дома стоял кто-то, чей силуэт показался Мите смутно знакомым, но времени останавливаться и изучать ночных жителей у него не было. Он прошел переулками и, выйдя на Садовое кольцо, поймал частника – их в Москве оставалось в избытке, а на нем и поехал в штаб-квартиру «Гнозиса» в Крапивенском. Почему-то у него не было ни малейшего сомнения: там ему помогут в любое время дня и ночи.
– Ви если хатите курить, курите, пожалуйста, – вежливо сказал частник. – Я сам вообще-то два висщих образования имею, а в Москве недавно, но тут вэдь всэ дэньги, если хочешь что-то сделать в жизни, от Москвы никуда нэ дэться, я всэгда так говорю.
– Я в принципе не… – Митя, пристегиваясь, уже хотел сказать: «не курю», но потом вспомнил, что врет. Некоторое время назад он в своей новой должности научился представительски покуривать и быстро стал типичным social smoker[49]-ом – когда разговор заходил о волнующих его темах, он с предвкушением тянулся за сигаретой. По этому поводу он даже вычитал где-то максиму: “Creative people make the world’s worst social smokers because they are a society unto themselves”[50] и гордо повторял ее в уме, выкуривая сигарету в одиночестве. Вот и сейчас фразу-то он начал, а рука уже лежала на пачке с сигаретой. Мы вряд ли сыщем в себе достаточно здравоохранительного благоразумия, чтоб отказать Мите в посттравматической сигарете. Внезапно Митя спросил у водителя:
– Скажите… как вы думаете, а кот – большой кот – мог человека из окна выкинуть?
– Щто вы говорите, дорогой? – водитель повернул к Мите мягкое доброе лицо.
– Ну, – пробормотал Митя, – у меня есть кот. Только что ко мне влезли в квартиру, но я спасся через чердак, а один из тех, кто влез, вылетел из окна. Мог его кот выкинуть?
– Э… – водитель открыл рот и некоторое время ехал так, пока шоферские рефлексы владели телом. – Я… я, дорогой, не знаю про котов. Я по образованию юрист.
– Понятно, – вздохнул Митя. Сигарета таяла слишком быстро. Водитель молчал.