Амнезия

– Нет. Это не в моей компетенции.

– Я просто подумала… раз вы приехали к дому Бишопов…

Старчик ничего не ответил.

– Возможно, он теперь живет в Аризоне, – сказала я, – но, может быть, там живет вовсе не он. У нашего Майкла Рэнда весьма… интригующая история жизни. Он учился в университете. Его родители умерли…

– Вы сумели это точно выяснить?

– Моя дочь познакомилась с ним в универе.

– Ага. Значит, она может подтвердить, что он был там какое-то время?

– Он играл в команде по лакроссу. Они сказали, что познакомились сразу после Пасхи.

– Команда по лакроссу… – забормотал Старчик, похоже, делая заметки, – Пасха… Какой университет?

– Колгейт. – Мне уже расхотелось разговаривать с ним.

– Ага. Ладно. И вы не заметили никаких странностей в его поведении?

Я припомнила все нюансы нашего общения за последние два дня. Майкл признался в некоторых затруднениях, но в целом являл собой воплощение любящего парня. Общаясь с нами, он не выказывал ни упрямства, ни высокомерия, возможно – только очаровательную нервозность и обычную застенчивость, если, конечно, речь не заходила об интересных ему темах – к примеру, социальных сетях. Короче говоря, если у него и есть недостаток, то он заключается в чрезмерной безупречности.

– Детектив, могу я спросить вас… Вы, видимо, очень заинтересованы в этом деле. Но если Лору Бишоп решили освободить условно-досрочно, значит, ее дело пересмотрели. Значит, она отличалась хорошим поведением. И все же вчера вечером вы сидели возле ее дома…

Старчик так долго молчал, что я уже подумала, не прервалась ли связь.

– Доктор Линдман, – наконец тихо произнес он, – я думаю, в этом деле осталась реальная проблема.

Я терпеливо ждала продолжения.

– Где вы отдыхаете, в Лейк-Плэсиде?

– Вы навели обо мне справки?

– Вы живете в пятнадцати милях от тюрьмы «Колд Брук».

Это правда, и я не сочла нужным подтверждать ее.

– Для вашей же безопасности, – продолжил Старчик, – не пытайтесь следить за этим Майклом Рэндом, особенно если вам покажется, что он отправится на встречу с ней. Они могут быть опасны. Сейчас я должен идти. Мы еще поговорим.

И он дал отбой.

Глава 25

Поздний вечер субботы

Я уже заканчивала готовить ужин – выложилась по полной, у меня даже возникло ощущение, будто я практически в двух шагах от финиша олимпийского десятиборья[16], – когда появился Шон.

– Привет, – сказал он, подходя, чтобы обнять меня. – Пробка рассосалась быстрее, чем я ожидал. – Его улыбка исчезла, когда он заметил мои синяки и маленький порез. – Мам, что случилось?

Я обняла его, уткнувшись лицом ему в грудь.

Мой сын дома.

Но рассусоливать некогда, надо закончить готовку.

– Чем ты тут занималась? Подралась, что ли, с кем-то?

– Я сбила оленя.

– Как?.. Похоже, тебе здорово досталось! – Шон последовал за мной по кухне. – Спорю, во всем виновата эта дурацкая машина. Ты знаешь, кстати, что такие столкновения могут иметь огромные последствия? Зачем ты возишься с ужином? Мам, тебе нужно отдыхать.

Протесты и беспокойство Шона, видимо, мотивировали всех остальных. Майкл предложил накрыть на стол, а Джони взяла на себя последние этапы приготовления и принялась делать тосты и раскладывать закуски. Пришел Пол и, наконец, отвлек на себя внимание Шона. Отец и сын обнялись и начали тихо переговариваться, поглядывая на меня. Я осталась на кухне в одиночестве и без дела.

– Со мной все в полном порядке, – громко и ясно заявила я.

Как только мы все расселись за столом, Пол откупорил вино, и все взяли свои бокалы, кроме Майкла – тот налил себе воды.

Мы могли бы выпить за помолвку Джони, только Шон пока о ней не знал. Она захотела сообщить ему об этом позже.

У меня закружилась голова.

– За дом у озера! – провозгласил Пол. – За нашу семейную встречу!

Сначала Шон поведал нам байки о своей жизни на Западе. Полгода он проработал на зерновом элеваторе на ферме в Южной Дакоте. Зиму провел в Айдахо, в основном катаясь на лыжах и подрабатывая барменом. Прошедшей весной устроился на другую ферму с использованием стопроцентно возобновляемых энергоносителей, где производились экологически чистые продукты.

Загоревший Шон с двухдневной щетиной выглядел по-мужски красивым. Ему в наследство достались от нас с Полом отчасти ирландские черты, а также и немного итальянских, унаследованных мной от прадеда, жившего в Риме. Цвет каштановой шевелюры Шона гармонировал с его синими глазами. После двух переломов нос его несколько искривился. В детстве Шон был сорвиголовой. Он вечно откуда-то прыгал: с кухонных столов, капотов автомобилей, качелей – со всего, что встречалось в обиходе. А позже появились скейтбординг и сноубординг со всеми их вычурными прыжками. И когда их стало недостаточно, добавились дельтапланеризм и банджи-джампинг[17]. В восемнадцать лет Шон впервые прыгнул с парашютом. Мы с Полом оба переживали за него, но ничего не могли поделать – он стал взрослым.