Ясер уткнулся в телефон, потерявшись в виртуальном мире. Натан хмурился.
– И чё делать? – спросил он, повернувшись к Элиасу. – Ты же не спустишь им это?
– А что я могу? Ты еще не въехал? Все, капец!
Больше не говоря ни слова, он развернулся и широким шагом пошел обратно. Натан и Ясер засомневались на минуту, но последовали за ним. В коридоре остались только я, Моргана и Аделина.
– Ну вот, все кончено, – произнес я.
– Поверить не могу, – прошептала Моргана, – столько месяцев в страхе…
И я прекрасно понимал, что она имела в виду. Давление, не покидающее тебя ни на минуту, боязнь того неизвестного, что готовит тебе новый день… Я переживал все это в течение долгих недель, словно жил на вой не и ходил по минному полю. В любой момент можешь подорваться на мине. Кошмар.
Моргана подошла ко мне и чарующе посмотрела в глаза:
– И все благодаря тебе! Ты спас меня, ты круче любого героя! Ты вообще настоящий? – добавила она, смеясь.
Однако нужно было воздать кесарю кесарево:
– Если честно, это Аделина заметила отражение Элиаса в зеркале. Тебе стоит благодарить ее.
Не уверен, услышала ли меня Моргана, поскольку она продолжила как ни в чем не бывало:
– Нам надо сегодня пообедать вместе.
Вот она, бери. Как обычно, лучистая и прекрасная, смотрит на меня с восхищением, которое трудно подделать. Мечта воплотилась в жизнь.
– С удовольствием, но у меня назначено свидание с одной леди.
Глаза Морганы так расширились, что стали похожи на ломтики киви.
– Леди? Шутишь!
– Нет!
И я повернулся к Аделине, предложив ей руку и сказав:
– Леди Монтекки, вы готовы?
Моргана так и стояла проглотив язык, а Аделина хихикнула, присела в реверансе, достойном веронской знати (ладно, не буду выдумывать, в джинсах выглядело не так изящно, как в длинном платье, но немного воображения…), и ответила:
– Готова, мой дорогой Меркуцио!
Моргана, наверное, приняла нас за психов, хотя по-прежнему не проронила ни слова.
И вот тут, мой дорогой дневник, ты, должно быть, ничего не понял. Мною вдруг на самом деле заинтересовалась восхитительная Моргана, а я махнул на это рукой. Конечно, со стороны кажется чистым безумием. Но тогда я не размышлял. Я точно хотел лишь одного – отпраздновать победу с Аделиной.
Пятница, 11 июня
19 часов 15 минут
Неделя подошла к концу. Ну и неделька! Надеюсь никогда больше не пережить подобный шок и наплыв эмоций. Так будет спокойнее.
В конце концов доктор Люка́ оказался прав. Амнезия стала для меня уникальным шансом. Ведь не каждому выпадает случай пережить второе рождение. Я справился лучше, чем бедняга Эдмон Дантес. Он потратил все свои силы на месть, а я, потеряв все воспоминания, выложился по полной, чтобы узнать, кто я такой. Кто я на самом деле. Дантес почти разрушил себя, а я обрел заново. Тень и свет. Я счастлив, что избавился от гнета Элиаса и его дружков и тем самым помог Моргане. Думаю, теперь они дважды подумают, прежде чем выбрать новую жертву. Элиас увидел во мне Зорро и теперь будет бояться, что я появлюсь, угрожая показать всем видео, если вдруг он начнет травить других. Хочет денег – пусть идет работать.
Сегодня, когда я вернулся с уроков, дом был пуст, и я вспомнил, что по пятницам Беатриса закупается продуктами после работы. Да, теперь я помню… Однако я все еще зову их Беатриса и Арно. Не знаю, почему у меня не получается выговорить «мама» и «папа». Но, думаю, это побочные эффекты. Итак, когда я вернулся, дома было тихо и пусто. Я осмотрелся в гостиной и увидел футляр со скрипкой на журнальном столике в центре комнаты – он лежал словно подношение на алтаре. Я подошел. Старинные, как и сам футляр из красного дерева, металлические застежки открывались с трудом. Но теперь я знал, что правую нужно поддеть, а на левую сильно нажать. Конечно, я помнил. Скрипка Гварнери лежала внутри, неподвижная, как статуя. Казалось, о ней все забыли, – глупо, но мне стало жаль инструмент. Однако я ничего не мог поделать. В нос ударил запах лака – запах мягкости и требовательности. Да, из глубин своего футляра одним только запахом, одним только блеском немая и немощная скрипка требовала, словно очаровательный капризный ребенок, который ждет, что все его желания вот-вот исполнят.
И я исполнил. Без грубости. Я исполнил с удовольствием. Мы были заодно.
Музыка вырвалась из-под моих пальцев: я закрыл глаза. Вот мы снова вместе.
Не знаю, сколько времени я так играл. Знаю только, что, когда я открыл глаза, Арно стоял на пороге гостиной. По его щекам текли слезы.
– Ты никогда не играл так чудесно, – прошептал он.
В его руках все еще был портфель.
Я опустил руки и сказал:
– Это потому, что я стал собой. И теперь свободен.
С едва уловимой мольбой в голосе я добавил:
– Я хочу сохранить эту свободу.