Амнезия (ЛП)

Казалось, что мне как никогда важно все помнить. Несмотря на важность этого, мой мозг просто не хотел сотрудничать. Я так часто заглядывала внутрь себя, что порой начинала думать, будто теряю настоящее, стремясь догнать прошлое. Я торговалась с самой собой, даже умоляла, но безрезультатно.

Мой разум просто не хотел выдавать свои секреты. Я не раз задавалась вопросом, насколько плохи эти скрытые воспоминания, если мой разум не желает от них отказываться.

Все врачи убеждали меня, что это защитный механизм, что мое тело и разум защищали меня от дальнейшей боли. Часть меня была благодарна за опеку, но другая была расстроена.

Как я могла двигаться дальше, если не знала, где нахожусь? Что, если там была жизнь, — жизнь, которая принадлежала мне и которая все это время стояла на паузе? Что, если меня ждали люди, гадая, куда я запропастилась?

«Но эти люди никогда не искали меня. Этим людям, должно быть, наплевать».

Это словно постоянное перетягивание каната. Постоянная борьба между знанием и незнанием. Что из этого лучше?

Любой из вариантов казался адом.

Больше всего меня беспокоило именно незнание: я не могла доказать, что кто-то пытался меня убить. Они по-прежнему не верили мне, и чем больше времени проходило после нападения, тем меньше шансов у меня оставалось, чтобы их убедить в обратном.

Черт, в некоторые дни им почти удавалось убедить меня в том, что все это было просто сном. Когда такое случалось, я вспоминала, что сказал мне Эдди тем утром. «Не позволяй им изменить твое мнение».

Конечно, я о многом еще не знала, но понимала разницу между сном и явью. После того первого кошмара мне приснилось немало снов. Все они были одинаковые: я тону, плывя в подводном мире тишины и покоя. Но это не тот покой, который мне нравился, этот был мрачным. Даже жутким. И всегда там стояла фигура, иногда просто тень — ожидающая, скрывающаяся, пытающаяся поглотить меня полнейшей темнотой.

У человека никогда не было лица. Оно никогда не открывалось мне.

И все же я не сомневалась в том, что он был реален.

Врачи сказали, что это, вероятно, память пыталась выбраться на поверхность. Воспоминание о той ночи, когда кто-то пытался меня убить. Я не знала, как мне удалось сбежать. Никто не знал. Моя единственная догадка заключалась в том, что человек чем-то ударил меня, затем погрузил глубже под воду, и я затерялась. Они не смогли найти меня. Течение в ту ночь было сильным, и это, похоже, спасло мне жизнь. Вода оттолкнула меня от убийцы туда, где меня, в конце концов, нашел Эдди.

Несмотря на то, что никто не верил, будто кто-то в больнице пытался убить меня (кроме Эдди), никто не оспаривал тог факт, что я почти стала жертвой убийства. Кроме того, была поднята тема, — очень осторожно, конечно, — что я на протяжении многих лет подвергалась насилию, прежде чем оказалась в озере. Состояние, в котором меня нашли, и множество травм (заживших и свежих), указывали на жестокое обращение.

Опять же, возможно, мне лучше и не вспоминать. Казалось, что узнавать об этом гораздо тяжелее, чем начинать все с начала.

Но что насчет убийцы?

«Кто это был? Что он от меня хотел и где он сейчас?»

Может, убийцы вообще не было. Может, той ночью я стала жертвой обстоятельств, случайного насильственного деяния.

Думать об этом было утомительно. Мои мысли постоянно наматывали круги. Между визитами врачей, тест за тестом.

Я пробыла в этой больнице три недели с тех пор как очнулась, и нисколько не приблизилась к ответам.

Я боялась, но также испытывала странное облегчение.

Возможно, облегчение было вызвано тем, что никто больше не принимал попыток напасть на меня, хотя я все еще верила, что кто-то хочет меня убить. Хотелось бы только узнать почему.

Когда вошел Эдди, мои худшие страхи отошли на второй план. Они никогда не исчезали, но Эдди был достаточно силен, чтобы заставить меня забыть о них хотя бы ненадолго.

Он приходил ко мне каждый божий день. Вот уже три недели я видела его минимум раз в день, а иногда и дважды. Он приходил и уходил, когда ему вздумается, и медперсонал наконец-то смирился с его появлениями здесь.

Мой психиатр, она же доктор Клайн, часто предупреждала меня не сильно сближаться или привязываться к нему. Это раздражало. Будто она пыталась отобрать единственную вещь в моей нынешней жизни, которую я считала реальной. Я нуждалась в нем.

И да, я видела смысл в словах доктора Клайн. Но разве не все нуждались в ком-то? Быть одному нелегко, особенно, когда ты одинок и напуган.

Конечно, я не была так одинока, как три недели назад. Не совсем. Все менялось.

Разве это не похоже на поговорку? Чем больше все меняется, тем больше все остается по-старому. Таким же оставался и мой разум. Его пустые страницы не заполнялись.