Аморальное (СИ)

– Кстати о показаниях, – второй детектив перехватил эстафету и листнул блокнот назад. – Знаешь, что мне сказал Купер? Он сказал, что ты накинулась на них сзади и три раза всадила нож в спину его друга. Мэйсон Пирс сейчас в реанимации, и неизвестно, очнётся ли он. Купер попытался тебя оттащить, и тогда ты всадила нож ему в ногу и прокрутила на 360 градусов. Искалеченный, он с помощью своего друга попытался утащить раненного и скрыться бегством, но ты накинулась на них и изрезала до того состояния, что угрозы жизни…

– Нет.

– Нет?

– Нет.

Они поджали губы, так синхронно, как будто договаривались об этом.

– Что именно нет?

Младший сержант решил ей помочь.

– Они не отступали?

Рама, наконец, снова стала рамой, и Имтизаль перевела злой и пустой взгляд в глаза детектива.

– Нападали.

– Да вы в своём уме, – снова вступился Джафар. – Что значит «отступали»?! Три рослых мужика! Вы всерьёз верите, что одна девушка могла довести их до побега? Вы посмотрите на е ё размеры и на их.

– В таком случае, я жду твою версию, Ими.

– Их было двое. Я напала. Пришёл третий. Я отбивалась. Потом приехала полиция.

Они вздохнули, как вздыхают, когда хотят выдавить из себя облегчения от продвижения в тяжёлой работе, но, в действительности, осознают, что продвижения не очень много или даже нет вообще.

– Допустим. И зачем ты, хрупкая и беззащитная девушка, как отметил твой отец, напала на них?

Её отец это тоже хотел узнать. Как и её мать. Но Имтизаль молчала.

– Она занимается тхэквондо вот уже сколько времени.

Алия молчала всё это время, потому что детективы попросили их не вмешиваться в допрос, и она очень боялась помешать их работе, и Джафар боялся, но всё больше чувствовал, что Имтизаль не справится в одиночку. Он всё больше чувствовал, со своеобразной радостью, что Имтизаль никогда не сможет работать в полиции и её никогда не возьмут на службу.

– Моего брата зарезал нацист.

Это было сказано очень неожиданно, и Алия, и без того еле сдерживающая слёзы паники и страха всё это время, сдалась. Она плакала, но без звука, только глаза покраснели, как будто она не закрывала их, ныряя в море, и щёки блестели от влажной плёнки. Этого сначала никто не заметил, но почувствовала Имтизаль и помрачнела ещё больше, потом заметили полицейские и Джафар.

– Мы читали об этом, сочувствую вашему горю.

– Мэм, – младший детектив, смущённый и спутанный, неловко сделал шаг к арабской чете, Джафар обнял жену и прижал к плечу, он верил, что сумеет держаться, – мэм, вам дать воды?

Джафар кивнул.

– Эта драка как-то связана с твоим покойным братом?

– Нашего старшего сына убили пять лет назад. Он умер на руках Ими. Это был очень тяжёлый для неё период, она снова лечилась в клинике. Мы знали, что потом она стала носить с собой нож: наш второй сын тоже носит. Мы это знали и не возражали.

– Я не хотела никого резать. Никогда, – мрачно добавила Ими.

Младший сержант принёс воды Алие, Имтизаль его больше не интересовала. Он сел напротив убитой горем женщины, молчал и протягивал ей стакан и таблетки, пару секунд смотрел на её красивое, но потухшее лицо, а потом перевёл взгляд куда-то в стену и поник сам тоже.

– Я искренне соболезную вам, но, простите, мне не понятна связь, – происходящее немного сердило его и оставляло на душе неприятный, вязкий и тяжёлый осадок безнадёжности и трагедии. Он уже был готов сдаться, но слишком сильно уважал свою непоколебимость, чтобы не довести дело до конца хотя бы из принципа. – Осталось объяснить, что ты делала ночью на улице с оружием и зачем вмешалась в заведомо неравный бой.

– Я гуляю по ночам, чтобы отдыхать от учёбы, – раздражённо и раздосадовано быстро заговорила Ими. – Редко, – добавила она, испуганно посмотрев на родителей. – Знаю, что опасно, поэтому ношу оружие, – она напряжённо замолчала, осторожно подбирая слова. – Моего брата зарезал нацист, – машинально повторила она с ноткой просьбы и отчаяния. – И этого парня били нацисты.

– Откуда ты знаешь?

– По их крикам.

– И что они кричали?

– Что он итальянец-нелегал. И много всего другого.

На этом допрос закончился.

– Скорейшего тебе выздоровления.

– Приходи в наш департамент, как подрастёшь.

Потом у неё предстоял не очень приятный разговор с родителями. Поначалу они только утешали её, успокаивали, спрашивали, не больно ли, не страшно ли, как она, и так далее и тому подобное, но, чем больше переживаний выливалось с эмоциями, тем рассудительнее и серьёзнее становился Джафар, и под конец последовали не самые желанные вопросы, и Ими пришлось заново объяснять, что она делала ночью на улице. Ей пришлось говорить, пришлось очень много говорить, больше, чем обычно, и после всех этих увещеваний, обещаний быть осторожной, извинений и объяснений своих мотивов Ими чувствовала себя такой же разбитой, подавленной, жалкой и беспомощной, как после своего первого рабочего опыта. Чувствовала себя изнасилованной.