Аморальные байки с плохими словами (СИ)

Отвалил куратор, а сзади уже очередь собралась — всем хочется такую картинку на память иметь. Одна мадьярка в кожаных шортах пробилась, плетку вынимает, видать только купила, Славику в зубы вставила, позирует. Тот выплюнуть не может, мычит че то. Я еще фломастером ему на лбу "SLAVE" написал. Венгерка пятьдесят евро в руку сует и на славкину задницу показывает, мол, дайте плеткой пошлепать мальчика… Йоханый карась, да мы бы и за пятерик разрешили бы, а тут полтос…

Только Славик плеткой по попке получил, чех какой то с топором в костюме палача пришел, минут пятнадцать позировал.

— Слышь, Димыч, как думаешь, сколько денег этот чешский палач отвалил бы, если б мы дали ему Славика казнить. Сто евриков отстегнул бы?

— Черт его знает, надо спросить, хотя, я б и сам ему тыкву отфигачил.

— Если что, телефон мой, — говорю, — Славику на том свете он не нужен.

Но чех то ли мараться не захотел, то ли деньги зажал, не сложилась славкина казнь.

Ближе к обеду народу поуменьшилось, по пивнушкам разбрелись.

— Ладно, Димыч, иди отстегивай бродягу, никогда не подумал бы что садо-мазо такой приход дает, сто восемьдесят евро набралось, остальное он сам принесет.

— Я вам, твари, венки на могилу принесу, — рычит Славик.

— А че я его буду отстегивать, — Димыч говорит, — он же меня убъет сразу.

— Не убъет, ты с мечем и в доспехах, если кинется, проткнешь ему печень скрамосаксом.

— Ты, дизайнер, первый умрешь, — Славик глазами вращает, — в мучениях сдохнешь.

— Видишь, Димыч, мне опасно к нему приближаться, он совсем облик Славика потерял, Канибал Лектор какой то сделался, так что я валю отсюда. Пусть его вон тот молдаван в красных штанах освобождает, он уже полчаса на славкину задницу пялится. Славик, ты как относишься к альтернативному сексу?

— Э-э-э, пацаны, подождите, — голос у Славы ослаб, — не уходите, я это…. погорячился малость, вы меня отстегните и я пойду себе потихоньку, никого трогать не буду, честное слово.

— Как думаешь, Димыч, поверим преступнику, искренне говорит?

— Поверьте, поверьте, — стонет, — и деревяшки эти себе заберите, видеть их не хочу. И вообще, пацаны, я в туалет хочу и пить тоже хочу, отпустите, не то помру от жажды и цистита. Я исправился, уже хорошим стал..

— Ладно, Вячеслав, поверим, но сначала снимем короткое видеобращение блудного сына к отцу, читай по тексту.

Камеру достал, снимаю, Славик бубнит по бумажке:

— Дорогие папа и мама, всю прежнюю жизнь я был неблагодарным сыном, ленился, книг не читал, работать не хотел. Теперь я исправился и готов стать на путь праведный. Отныне никаких казино, тусовок и проституток. Никакого онанизма и порнухи. Начинаю новую жизнь. Ваш любящий сын, Вячеслав.

— Ну, вот и молодец. Отстегиваю…

В понедельник зашел в кузню к пацанам, те довольные, смеются, эту штуковину перевоспитательную в цех притащили, ходят руками щупают. Только планку откинули, Константиныч заходит:

— Что лодыри, опять в субботу уголь жгли, на всякую муйню переводили?! Уволю всех нахер! А это что за дрянь тут у вас стоит?

— Да, это Константиныч, — поясняю, — такой демотиватор средневековый. Работает безотказно. Вчера дал положительный результат.

— Демо…чего? Шо за мудотня, как работает?

— Да тебе не подойдет, у тебя кисти рук маленькие, а голова большая….. я же вижу, я пластанатомию изучал.

— Херню ты изучал, дизайнер, смотри как все помещается, и не выскальзывает ни фига.

Ну, тут Димыч кольцо кованое накинул:

— Пацаны, он сам туда засунулся, все видели….

(фрагмент)

© Yodli

© Copyright: Валдис Йодли, 2012

Свидетельство о публикации № 21204100517

Ермолка

В полдень мы (Шурик, Федор и я) сидели на балконе киевской хрущевки. Обстоятельно пили пшеничную водку и грустили. Причина грусти была весома: старина Шурик уезжал в Штаты развивать капитализм. Насовсем.

Закусывая напиток сельдью, я пытался смириться с фактом, что Шурик, он же Александр Михайлович, неожиданно оказался ни кем иным, как Аароном Моисеевичем, махровым евреем. Причем уже обрезанным.

— Так было нужно, пацаны. — оправдывался виновато Шурик. — Традиции.

— Долбоебизм. — резюмировал Федор. — У тебя, Шура, и так член маленький, так ты его еще подрезал, идиот.

— Я же только крайнюю плоть… хотите покажу? — Шура взялся расстегивать ширинку.

— Тьфу, бля! Застегнись, извращенец. — Я отшатнулся от вчерашнего друга. — Будешь неграм свой огрызок показывать. Нашел зрителей, йопт… и так водка в горло не лезет.

— Да-а-а, вот так дружишь сто лет с человеком, а он, падла, оказывается евреем и съебывает в Америку. — Федор налил еще по стаканчику. На каждом стакане была бумажечка с надписью "glass". Федя реально горевал: предстоял экзамен по сопромату и надежды на Шурика теперь рушились. — А че не в Израиль?

— Израиль? Ташкент для нищих. — Шурик отворил холодильник с приклееной на него бумажечкой "refrigerator" и достал еще один флакон водки. — Девяносто первый год на дворе, пацаны. Там нашим делать нехуй. К тому же у меня предки — отказники с семидесятых. Вот, только сейчас разрешение получили.

— Двадцать лет ждали?

— Ага. Не любят нас здесь. Щемят.