Выйдя из ванной, вижу по-домашнему уютную картину: двое мужчин средних лет курят и пытаются объясняться на плохом английском и плохом итальянском. Увидев меня, сияющую и чистую, оба вздыхают с облегчением. В пятьдесят два года Джанфранко по-прежнему носит потертые джинсы и незаправленные джинсовые рубашки и одевается с той непринужденной сексуальностью, которая и привлекла меня в первый раз. Он рассказывает о вилле, где уже два года заведует кухней ресторана, с тех пор как Чинция выгнала его из «Ла Кантинетты». Тогда он с тремя партнерами занялся менеджментом ресторана при вилле XIV века, которая простаивала годами. Они постепенно налаживают бизнес и восстанавливают репутацию виллы как места проведения свадеб и причастий, а также ресторана с высокой кухней. К новому проекту Джанфранко относится с тем же энтузиазмом, что и к прошлым, но я чувствую, что после того, как столько лет он был сам себе хозяином, этот бизнес воспринимается как шаг назад.
Джанфранко хочет угостить нас кофе и скорее выгоняет из квартиры — сегодня первый солнечный день за несколько недель. Видимо, мы привезли с собой хорошую погоду. Едем в центр Сан-Кашьяно. Я помню этот маленький городок: много лет назад я приезжала сюда к Паоло, стоматологу, лечить зубы. Теперь Паоло — один из партнеров Джанфранко. Другой инвестор — владелец бара «Чентрале», куда мы и идем пить кофе. Это уже третья чашка с тех пор, как я шагнула на итальянскую землю, и все же я чувствую, что сегодня мне необходимо как можно больше кофеина. Садимся на улице, за маленький столик на самом солнце, и владелец тут же выходит к нам и знакомится. Я уже забыла, что Джанфранко совершенно неспособен сидеть в кафе долго, разве что поздно вечером за вином с сигаретами, и верно: он уже дергается и снабжает нас сложнейшими инструкциями, как найти обратную дорогу в квартиру, а потом просит разбудить его в семь, чтобы мы могли пойти вместе поужинать, и уходит, оставляя нас в одиночестве.
Уильям пробудет со мной в Италии всего неделю, а потом уедет в Америку; я же приехала на три. Отчасти я счастлива, что со мной в Италию приехал хороший старый друг, тем более что мне предстоит справить здесь свое пятидесятилетие, но с другой стороны, я волнуюсь. Прежде я была в Италии лишь одна и воспринимаю эту страну и ее людей как что-то очень личное, неприкосновенное: это нельзя объяснить, но я не могу делиться Италией ни с кем. Точнее, если быть честной, не хочу. Это открытие заставляет меня поразиться собственному эгоизму и мелочности. Эту короткую поездку я планировала как полное погружение, потому что я все еще надеюсь разобраться в том, что произошло. Мне нужно подтверждение, что за все эти годы я ничего не приукрасила, не позолотила, не придумала, не забыла. Мне нужно знать, что все это было реальным.
В первый вечер Джанфранко ведет нас ужинать в ресторан «Нелло». С нами дантист Паоло и его жена. Я в восторге от этой компании, но немного волнуюсь, что от усталости и после стольких лет мой итальянский ухудшился или вовсе забылся. Я всегда любила Паоло и Сильвану, двух непохожих людей, странным образом оказавшихся вместе: коротышка Паоло с пронизывающим взглядом, хромающий на одну ногу, и высокая, черноволосая красотка Сильвана. Мы заходим в переполненный ресторан, где, как всегда с Джанфранко, нас приветствуют, словно знаменитостей. Уже через несколько минут на столе появляются вино и еда: подносы с брезаолой[21] и роскошными сочными ломтиками прошутто, салями и мортаделлой, кростини с различными начинками, корзины с хлебом. Кьянти льется рекой.
Уильям, который сидит в дальнем конце стола, ест слишком много и опрокидывает бокал за бокалом — и к середине вечера вспоминает свой забытый итальянский и даже умудряется участвовать в разговоре. Я раскраснелась, взволнована, язык от вина развязался и болтает без умолку, но временами вспоминаю, что нужно еще и есть. Приносят еду: жареные зеленые помидоры с чесночным маслом, запеченную говядину с кровью, такую нежную, что ее почти не надо резать, спеццатино или рагу из многочисленных овощей и целые белые грибы, запеченные с травами и чесноком. Джанфранко сидит во главе стола, он громогласен и весел. Уильям, который вообще склонен к преувеличениям, заявляет, что это лучший ужин в его жизни, и я с облегчением замечаю, что его радушная натура органично вписывается в нашу компанию. Когда все закуривают, невзирая на многочисленные таблички «Курить запрещено», расставленные по всему залу, я вижу, что он уже стал своим и я зря беспокоилась. Когда после ужина мы идем к Паоло и Сильване в гости, Уильям все еще пьет ликеры и продолжает вести уже едва понятные беседы с Джанфранко и Паоло, а я тем временем засыпаю на ходу. Да, насчет Уильяма волноваться не надо.