Амос Счастливчик, свободный человек

Амос вспомнил, как однажды пастор Эйнсворт рассказывал кому-то из прихожан о голосе Монаднока и других гор. Все они издают странные звуки, когда на покрытой лесом вершине горы встречаются дующие с разных сторон ветры. Один подует с севера, другой — с юга, и слышится такой рев, что впору оглохнуть, не длись этот звук считанные секунды.

Подобные разговоры были в городе нередки. Но сейчас, на вершине горы Амосу ясно одно: в его ушах раздался голос самого Бога. Он просил Бога ответить, значит, надо повиноваться этому гласу. Он начал молиться, но то была не обычная утренняя молитва. Он молился о том, чтобы Господь даровал верно понять услышанное.

Сидя на камне, глядя, как рассвет заполняет долину, старик отломил кусок хлеба, медленно запил его водой. От озер поднимался легкий туман, туман таился в низинах, где его постепенно выжигали лучи восходящего солнца. Над крепкими домиками посреди вспаханных полей и маленькими хижинами на вырубках в лесу стелились дымки — хозяева раздували очаги. Скоро настанет пора утренней трапезы, потом, отдохнувшие и подкрепившиеся, люди займутся работой — кто в поле, кто в лесной чаще. Начинается новый день с его дневными заботами, а Амос Счастливчик думает о том, как все-таки хорошо владеть своей землей. Если бы не доброта пастора, где бы он теперь жил? Вдохнуть в землю новую жизнь, возделывать ее собственными руками. Ибо богатство этой страны — земля. Владеть землей — все равно, что всегда иметь кубышку, полную монет.

Стоя в одиночестве на вершине горы, он широко улыбнулся самому себе, в нем что-то расцветало, брезжило, как рассвет, освещающий долину далеко внизу. Он взглянул на небо, такое яркое, такое голубое. Отсюда оно куда ближе, чем когда смотришь на него из долины.

— Благодарю Тебя, Господи, от всего сердца благодарю, — он благоговейно, как перенял от белых людей, прижал руку к сердцу. Потом опустился на колени и поцеловал землю — зачем, почему, он и сам не знал.

Когда Амос вошел в хижину, Виолет сидела за ткацким станком. Жужжание педали заглушило шаги. Она не знала, сколько времени муж простоял у нее за спиной, покуда тот не положил руки ей на плечи. Женщина прекратила работу и молчала, не зная, что сказать. Но его ладони, мягко покоящиеся на ее плечах, дали понять — они с мужем больше не в ссоре.

— Виолет, — начал он задумчиво, — я подумал, что человеку надлежит владеть своим куском земли, это на пользу и ему, и его семье. Я отправляюсь к Уильяму Тернеру, но негоже приходить к нему с пустыми руками.

Она радостно всплеснула руками, а потом указала на очаг.

Амос повернулся и увидел медный котелок, наполовину зарытый в золу.

— Почему ты принесла его обратно? — удивленно спросил он.

Как же легко было ответить — в первый раз за эти три дня:

— Я знала — что бы ты ни решил, когда вернешься с горы, больше тебя удерживать не буду. Это твое решение.

— Накопленное нами принадлежит нам обоим. Ты имела полное право охранять семейное достояние.

В тот же день Амос и Виолет оправились к Уильяму Тернеру и подписали купчую на двадцать пять акров вырубки и леса с протекающим по участку ручьем. Теперь этой землей будет владеть Амос.

Там, на берегу ручья, Амос построит им крепкий дом — чтобы выдержал непогоду и зимние вьюги, поставит амбар и дубильню, выроет дубильные ямы. А Виолет посадит бережно хранимые ею, пока они жили на земле пастора Эйнсворта, сокровища — сирень и чайные розы, нарциссы и ландыши.

Так, в 1789 году, когда Амосу шел восьмой десяток, он стал владельцем собственной земли — мечта его жизни, наконец, сбылась.

9. Продана на свободу

Еще не наступила зима, а Амос, не без помощи соседей, уже закончил постройку дома. Получился маленький домик, такой же, как и многие дома поблизости, с большой трубой и двумя каминами. Сначала обстановка была самая простая, но работы только прибавлялось, дела шли хорошо, и в медном котелке снова начали позвякивать монетки. Тогда Амос прикупил кое-какие вещи, чтобы сделать жизнь поудобней, — пуховые перины, письменный стол, комод и зеркало, пресс для отжимания сыра и маслобойку, новое колесо для прялки и ткацкий станок побольше.

Рядом с домом он пристроил большой хлев, расчистил поле под посев, купил еще одну лошадь. Теперь Циклоп, уже совсем состарившийся, мог до скончания своих дней спокойно щипать травку на пастбище. В хлеву стояли две коровы, а к инструментам дубильного ремесла прибавились орудия земледельца.