– Я же тебе говорила – не приближайся ко мне ближе чем на метр. Где, интересно, в этом городе девушка может чувствовать себя в безопасности?
– Я же тебя укусил. Я видел, что ты совсем не против…
– Это было до укуса. А после укуса у девочек меняется гормональный баланс. Это физиологическое, ты все равно не поймешь. Типа как доверие ко всем пропадает. Все видится совершенно в ином свете. Очень мрачном. И целоваться совсем не тянет. Поэтому я тебе и сказала – или кусать, или все остальное. Ты думал, я шучу?
Я пожал плечами.
– Ну да.
По ее щекам потекли ручейки слез – сначала по правой, потом по левой тоже.
– Вот и Локи говорил, – сказала она, всхлипывая, – они всегда будут думать, что ты шутишь. Поэтому бей по яйцам со всего размаха и не сомневайся… Гад, довел меня до слез.
– Это я гад? – спросил я с чувством, похожим на интерес.
– Мне мама говорила – если парень доводит тебя до слез, бросай и не жалей. Ей мать то же самое советовала, а она не послушала. И с моим отцом потом всю жизнь мучилась… Но у них это хоть не сразу началось. А ты меня во время первого свидания плакать заставил…
– Я тебе завидую, – сказал я. – У тебя такие советчики – бей по яйцам со всего размаху, бросай и не жалей. А мне вот никто ничего не советует. До всего надо самому доходить.
Гера уткнулась лицом в колени и заплакала. Морщась от боли, я подполз к ней поближе, сел рядом и сказал:
– Ну ладно тебе. Успокойся.
Она тряхнула головой, словно сбрасывая мои слова с ушей, и еще глубже уткнулась головой в колени.
Тут до меня дошел весь абсурд происходящего. Она только что чуть меня не убила, разревелась от жалости к себе, и в результате я превратился в монстра, о приближении которого ее давным-давно предупреждала мамочка. И все звучало так убедительно, что я уже успел ощутить всю тяжесть своей вины. А ведь это, как она совершенно правильно заметила, было наше первое свидание.
Что же будет потом?
Со второй попытки мне удалось подняться на ноги.
– Ладно, – сказал я, – я поеду.
– Доедешь сам? – спросила она, не поднимая глаз.
– Постараюсь.
Я ожидал, что она предложит мне свою машину, но она промолчала.
Дорога до двери была долгой и запоминающейся. Я перемещался короткими шажками, и за время путешествия разглядел детали интерьера, которые раньше укрылись от моего взора. Они, впрочем, были банальны: микроскопические фрески с видами Сардинии и советские партбилеты, прибитые кое-где к стенам мебельными гвоздями.
Дойдя до двери, я обернулся. Гера все так же сидела на подушках, охватив руками колени и спрятав в них лицо.
– Слушай, – сказал я, – знаешь что…
– Что? – спросила она тихо.
– Когда будешь мне следующую стрелку назначать, ты это… Напомни, чтобы я конфету смерти съел.
Она подняла лицо, улыбнулась, и на ее мокрых щеках появились знакомые продолговатые ямочки.
– Конечно, милый, – сказала она. – Обещаю.
Озирис
Звонок в дверь раздался, когда я доедал завтрак – ровно в десять, одновременно с писком часов. Я никого не ждал.
На пороге стоял шофер Геры в своем камуфляже. Вид у него был даже еще более обиженный, чем в прошлый раз. От него сильно пахло мятными пастилками.
– Вам письмо, – сказал он, и протянул мне конверт желтого цвета, без марки и адреса. В таком же Гера когда-то прислала мне свою фотографию. Я разорвал конверт прямо на лестнице. Внутри был лист бумаги, исписанный от руки:
Я поднял глаза на Ивана.
– А какая теперь машина у Геры?
– «Бентли», – ответил Иван, обдав меня ментоловым облаком. – Какие будут распоряжения?