Ампир «В»

– Я спущусь через пятнадцать минут, – сказал я. – Пожалуйста, подождите в машине.

Озирис жил в большом дореволюционном доме недалеко от Маяковки. Лифт не работал, и мне пришлось идти пешком на шестой этаж. На лестнице было темно – окна на лестничных площадках были закрыты оргалитовыми щитами.

Такой двери, как в квартиру Озириса, я не видел уже давно. Это был прощальный привет из советской эры (если, конечно, не ретроспективный дизайнерский изыск): стену украшало не меньше десяти звонков – все старые, под несколькими слоями краски, подписанные грозными фамилиями победившего пролетариата: «Носоглазых», «Куприянов», «Седых», «Саломастов» и так далее. Фамилия «Носоглазых» была написана размусоленным химическим карандашом, и это отчего-то заставило меня нажать кнопку. За дверью продребезжал звонок. Я подождал минуту или две, и позвонил Куприянову. Сработал тот же самый звонок. Я стал нажимать кнопки по очереди – все они были подключены к одной и той же противно дребезжащей жестянке, на зов которой никто не шел. Тогда я постучал в дверь кулаком.

– Иду, – раздался голос в коридоре, и дверь открылась.

На пороге стоял худой бледный человек с усами подковой, в черной кожаной жилетке поверх грязноватой рубахи навыпуск. Мне сразу померещилось в нем что-то трансильванское, хотя для вампира у него был, пожалуй, слишком изможденный вид. Но я вспомнил, что Озирис толстовец. Возможно, таков был физический эффект опрощения.

– Здравствуйте, Озирис, – сказал я. – Я от Иштар Борисовны.

Усатый мужчина вяло зевнул в ладонь.

– Я не Озирис. Я его помощник. Проходите.

Я заметил на его шее квадратик лейкопластыря с бурым пятном посередине, и все понял.

Квартира Озириса по виду была большой запущенной коммуналкой с пятнами аварийного ремонта – следами сварки на батарее, шпаклевкой на потолке, пучком свежих проводов, протянутых вдоль древнего как марксизм плинтуса. Одна комната, самая большая, с открытой дверью, выглядела полностью отремонтированной – пол был выложен свежим паркетом, а стены выкрашены в белый цвет. На двери красным маркером было написано:

МОСКВА КОЛБАСНЯ СТОЛИЦА КРАСНАЯ

Похоже, там и правда был духовный и экономический центр квартиры – оттуда долетала бодрая табачная вонь и решительные мужские голоса, а все остальное пространство было погружено в ветхое оцепенение. Говорили в комнате, кажется, по-молдавски.

Я подошел к двери. В центре комнаты стоял большой обеденный стол, за которым сидело четверо человек с картами в руках. На полу лежали какие-то укладки, сумки и спальные мешки. У всех картежников на шеях были куски пластыря, как у открывшего мне дверь молдаванина. Одеты все четверо были в одинаковые серые майки с белым словом «ВТО» на груди.

Разговор стих – картежники уставились на меня. Я молча глядел на них. Наконец самый крупный, быковатого вида, сказал:

– Сверхурочные? Три тарифа или сразу нахуй.

– Сразу нахуй, – вежливо ответил я.

Усатый произнес что-то по-молдавски, и картежники потеряли ко мне интерес. Усатый деликатно тронул меня за локоть.

– Нам не сюда. Нам дальше. Идемте, покажу.

Я пошел за ним по длинному коридору.

– Кто эти люди в комнате?

– Гастарбайтеры, – ответил молдаванин. – Наверно, так правильно назвать. Я тоже гастарбайтер.

Мы остановились в самом конце коридора. Молдаванин постучал в дверь.

– Что такое? – послышался тихий голос.

– Тут к вам пришли.

– Кто?

– Вроде ваши, – сказал молдаванин. – Люди в черном.

– Сколько?

– Одни, – ответил молдаванин, покосившись на меня.

– Тогда пускай. И скажи пацанам, чтобы курить завязывали. Через час обедаем.

– Понял, шеф.

Молдаванин кивнул на дверь и поплелся назад. На всякий случай я постучал еще раз.

– Открыто, – сказал голос.

Я отворил дверь.

Внутри было полутемно – окна были затянуты шторами. Но я уже научился узнавать место, где живет вампир, по какому-то неуловимому качеству.

Комната напоминала кабинет Брамы – в ней тоже была картотека высотой до потолка, только попроще и подешевле. В стене напротив картотеки была глубокая ниша для кровати (кажется, это называлось альковом – слово я знал, но раньше их не видел). Перед альковом стояло самодельное подобие журнального столика – старый обеденный стол красного дерева с отпиленными до середины ножками. На нем была куча разнообразного хлама – какие-то обрезки ткани, линейки, механическая рухлядь, фрагменты плюшевых игрушек, книги, громадные мобильники эпохи первоначального накопления, блоки питания, чашки и так далее. Самым интересным объектом мне показался прибор, похожий на образец научно-технического творчества душевнобольных – керосиновая лампа с двумя круглыми зеркалами, укрепленными по бокам так, чтобы посылать отражение огонька друг в друга.

Рядом с журнальным столом стояло желтое кожаное кресло.

Я подошел к алькову ближе. Внутри была кровать, накрытая стеганым покрывалом. Над ней висел черный эбонитовый телефон сталинской эпохи, окруженный нимбом карандашных записей. Рядом была кнопка звонка – вроде тех, что я видел на лестнице.